Сибирские огни, 1976, №12
туры, быта, морали, интерес к вопросам формирования нового сознания масс и обязанностях художника в деле воспи тания молодого поколения. Со свойственной писателю страстно стью и нетерпимостью восставал он против жадного собственнического мира и его пережитков в нашей действитель ности, с негодованием обрушивался на людей узколобых, мещански ограничен ных, погрязших в эгоистических устрем лениях бесконечного приобретательства, осуждал консервативный, заскорузлый быт, разоблачал коварные происки вра гов Советской власти, маскирующихся под ее друзей и 'йсподтишка, злобно стремящихся сорвать, уничтожить до стижения нового, социалистического об щества... Редакторская работа с Е. Н. Пермити- ным несла для меня некий элемент праздничной приподнятости — так ин тересно и дружно протекала работа с ним, так многосторонне открывался свое образный внутренний мир этого щедро одаренного природой человека. Емкая память позволила ему воскре шать давние, казалось бы, забытые встречи, особый сладкий запах первого свежего снежка, зеленую ветку в искря щейся росе, единственную живую ветку на спаленной молнией сосне, мертвой, обгоревшей, но сохранившей живые кор ни и упрямо выбросившей молодую ветку, блестящую росой в раннее утро. Помнил он имена и лица людей, давно ушедших из жизни, мягкую певучесть говорка бабушки, неповторимое тепло ласковых рук матери, нелегкий труд от ца. Он не только воспроизводил тот или иной эпизод, связанный с человеком, ос тавшимся в памяти, но и артистически точно, умело, достоверно рисовал его портрет, несколькими художественными мазками воссоздавал его манеру гово рить, интонацию. В работе с редактором Пермитин про являл самое пристальное внимание к любому замечанию, совету, пожеланию. Никогда не спешил, все пробовал на свой писательский «зубок», а, приняв редак торский совет, благодарно соглашался. — Старею, старею,— говорил он, ши роко улыбаясь, будто не верил собствен ным словам,— часто впадаю в детство и повторяю ошибки юности... В его устном сказе текли быстрые, хрустально прозрачные горные реки, плыли в небесах стаи уток, гусей, лебе дей, и маленький горячий мальчик Еш- ка восторженно следил за летом горде ливых, изящных птиц. Лилась красочная повесть о детстве, о дружной веселой семье, стойкой перед нуждой и бедст виями, о горячо любимой матери, бо- гатыре-отце, повесть, воодушевленная чувством нежной признательности и привязанности к близким. Особенно глубоко трогала меня непод дельная радость писателя по поводу ли тературных удач товарищей по перу. С воодушевлением, близким к восторгу, говорил он об успехах, творческих иска ниях писателей-сибиряков. Он обяза тельно читал новые книги Афанасия Коптелова, Георгия Маркова, Александ ра Смердова, Сергея Сартакова и других. Знал он и литературный путь каждого из них. — Растут сибирячки, растут!— от ду ши ликовал он, поглаживая широкой крестьянской рукой присланную другом новую книгу.— Ленинская тема в их творчестве закономерна: одно Шушен ское — целая эпопея! В особицу выделялся в кругу друзей писателя Михаил Шолохов. Знакомство еще молодого Пермитина с творчеством Шолохова — «Донскими рассказами», а затем и с томами «Тихого Дона» — про извело на него огромное, неизгладимое впечатление. Больше того, он был по трясен его несравненным мастерством, глубиной знания жизни. В конце двадцатых годов состоялось личное знакомство Пермитина с Шоло ховым, положившее начало долголетней дружбе. Неизменно, со свойственной Пермитину темпераментностью, востор гался он новыми творениями любимого писателя — «Поднятой целиной», «Судь бой человека», главами романа «Они сражались за Родину». Без волнения и сердечного трепета не мог говорить Пермитин о богатейшем языке Шолохова: — Чудо! Чудо! Не найдешь ни одной неверной интонации. Закройте глаза, и пусть вам прочтут что-нибудь из выска зываний Подтелкова, или Кривошлыко- ва, или деда Щукаря, или Григория Ме лехова,—и вы безошибочно скажете, ко му они принадлежат. Какое блистатель ное знание языка казачества! И юмор, шолоховский несравненный юмор! Тон кий, умный, доходчивый — все в меру, нигде не пережато, без расчета на деше вый эффект. Вот разительный пример, когда юмористическое слово помогает писателю лепить образ, концентрировать его типические черты. Дед Щукарь—од но имя или высказывание его вызывают в читателе целую гамму чувств и наст роений. Мы, писатели, жили под знаком творений Шолохова годами, десятилети ями, вновь и вновь перечитываем их, учась и восхищаясь одновременно... Пермитин умолкает, задумчиво смот рит в окно, потом стремительно вскаки вает со стула и восклицает с особой экс прессией: — А эта удивительная точность и правда психологического анализа! А эта удивительная легкость пера, великоле пие и четкая оцерченность картин природы, различных характеров, обра зов! Дело это трудное, по себе знаю, ох, какое трудное дело добиться легкости и парения в стихии родного языка. При знаюсь. мне это искусство дается труд но: нет да и сфальшивлю, собьюсь на дешевку, ложный пафос...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2