Сибирские огни, 1976, №12

продолжением в журнале «Дон». Уже первые главы, помню, рождали искрен­ ний интерес: вот появилось произведе­ ние, словно бы специально подтвержда­ ющее все наши критические соображе­ ния насчет историчности не только поступков, но и чувств героев, о соци­ альной, исторической детерминирован­ ности человеческих эмоций, страстей, душевных взрывов — всего того, что при­ нято называть сугубо интимным, непод­ властным общим законам и прямо не­ зависящим от исторических движений. И тем не менее... Галина Серебрякова не побоялась в большинстве случаев сопрячь характеры и историю, что называется, напрямую: у каждого из членов семьи Балаковых с историей свои особые и весьма тесные взаимоотношения. Врач Тереза Балакова занимается проблемами людей-долгожи- телей — этих живых аккумуляторов времени, как говорится в романе, «дей­ ствующих лиц исторических взлетов, не­ повторимых дат»... Сестра ее Мария — историк по специальности, кандидат на­ ук: всю свою сознательную жизнь «не­ истово и увлеченно, как следопыт, Ма­ рия Павловна пробивалась внутрь истории». Сын Марии Павловны, тоже кандидат исторических наук, Виктор Балаков, одержим изысканиями в веках настоль­ ко, что даже испытывает от этого насто­ ящие физические муки: «Одаренный во­ ображением необычайной силы, Виктор часто страдал от зримости своих мыс­ лей... Нелегко было жить одновременно в двух различных столетиях — восем­ надцатом и двадцатом — да еще в столь различных государствах, как феодаль­ ная Франция Людовиков и Россия двад­ цатого века...». В романе отмечаешь и другие вариан­ ты взаимодействия человеческой судьбы с историческим временем. Архитектор Томин (отец Виктора) соединяет в себе любовь к иконам Рублева с дерзкими планами городов будущего, которые ог­ ромными бутонами станут парить под облаками, лишь тонким стеблем при­ крепленные к земле. Близкий Балако- вым человек, медик Любаша Броницкая, врачуя своих больных, привыкла смот­ реть на человеческую душу, как на «ог­ ромное хранилище», где «откладываются слезы и . смех, духовные находки и го­ речь потерь, тысячи действительных по­ ступков и видений наяву...». Что же касается патриарха рода Бала­ ковых, Павла Александровича, то он поистине сама биография века, вопло­ щенная в человеческой судьбе. Родив­ шись в старообрядческой семье и с ран­ них лет видя в людях личных своих врагов, гонителей «истинной веры», Па­ вел Александрович к исходу дней пред­ стает перед нами как человек, прошед­ ший через все горнила истории и сделав­ ший для счастья людей бесконечно много,— сколь многозначительна эволю­ ция личности вместе с обществом! Такие герои не могут не вызвать в нас самых искренних симпатий. Тем более обидно, когда замечаешь, что в процессе самораскрытия эти значительно заявлен­ ные характеры не только не обретают глубин индивидуальности, но словно бы мельчают. Как ни звучит это парадок­ сально, но виной тому нередко оказыва­ ется «неосторожное» обращение к чувст­ вам героев, психологический анализ, которому положено вскрывать все новые пласты в духовном мире личности, а он, случается, «вскрывает» в героях нечто совсем иного рода. Умные сестры Бала- ковы в чувствах своих обнаруживают вздорность, мелочную неуживчивость. В характере молодого Виктора Балакова дерзость ученого мирно сосуществует с пошлыми повадками провинциального донжуана. Со старым Балаковым в чи­ тательском восприятии все определеннее связывается «стихия» нестерпимого, так и хочется сказать, «пенсионерского», менторства, бесконечного словоговорения. Симпатичный старик по временам готов, кажется, утопить собеседника (и читате­ ля заодно) в море общих слов и баналь­ ных истин. Когда-то Плеханов строго упрекал на­ роднических писателей (в том числе, лучшего из них, Успенского) за неумение использовать замечательную, способность художественной литературы внушать идеи через образы и эмоции; по его словам, у этих писателей «мысли их как бы переливались через край образов и превращались в прямое обращение к читателю». Осмыслить через душевный мир героя личность, в сопряжении с социальным анализом показать, как идейное раскры­ вается чувством, заставить читателя пережить идею, эмоционально ощутить ее «в себе»,— это, конечно же, весьма не­ легкая задача, но художник не должен отступаться от нее, не должен искать простых путей. Роман «Из поколения в поколение»—■ о народной интеллигенции, потому от автора ждешь особо острого раскрытия интеллектуальной подосновы чувства, показа живых связей между эмоциями и исповедуемыми идеями. Однако эту сложную задачу писатель решает порой довольно однообразным способом — свои убеждения герои высказывают с по­ мощью, цитат и сентенций. Через них общаются друг с другом, с ними стара­ ются осмыслить собственное чувство, «самовыразиться». Недаром, когда однажды интеллигент­ ные сестры, профессор и кандидат наук, заводят очередную свару — злобно, по- кухонному понося одна другую («декрет в юбке!», «безвольная самочка!» и проч.), кто-то из них произносит просто-таки вещую фразу: «На все случаи жизни — одни сентенции, цитаты!». И действительно, на все случаи. По мере чтения романа сентенции, вы­ сказываемые старым Балаковым, выст­ раиваются в длинные ряды, и качество