Сибирские огни, 1976, №12

« и т а л а н т а — тому, что происходит в нашей действительности с людьми, ода­ ренными редкостным рабочим мастерст­ вом, как они находят себя среди людей, в стремительно развивающемся произ­ водстве. Труд своих бульдозеристов, токарей, сварщиков Кожевников часто сравнива­ ет с дарованием художников, ученых, •артистов. Именно труд часто раскрывает потенциальные возможности личности. Потому в кожевниковском мастере, при всей его «корявости», так часто и недву­ смысленно, откуда-то из глубины, просве­ чивают черты того «гармоничного че­ ловека», которой в социалистическом будущем провидели классики марк­ сизма. В повести «Знакомьтесь, Балуев» мы найдем убежденную мысль, равно при­ надлежащую и герою, и автору: «Да, лю­ ди, которые обладают дивным даром са­ мозабвенно, с великим, всепоглощающим сосредоточением отдавать себя целиком колдовскому, завораживающему очаро­ ванию труда,— счастливые люди». И точно так же, как для героев Ко­ жевникова самое существенное в жизни происходит там, где они трудятся, так и для автора с некоторых пор решающим для оценки героя или события, для вы­ ражения идейно-художественной кон­ цепции книги становится то особое ми­ роощущение, которое присуще именно человеку рабочего класса. Действитель­ ность видится писателю как бы сквозь призму трудового сознания, трудовой психологии. Бывает, что в иных его книгах акцент на слове «труд» звучит даже с какой-то полемической заостренностью: слишком часто стали встречаться произведения «на рабочую тему», в которых герои изо­ бражаются в каких угодно ситуациях, только не за работой, не в деле — в Луч­ шем случае, работа подразумевается где-то за кадром. Это подмечено и другими писателями. Афанасий Салынский в статье «Совре­ менность— душа драматургии» писал не без огорчения: «Сложилось мнение, будто бы производственный конфликт лежит вне природы искусства, будто бы разго­ вор о делах человека — это, мол, объект социологии или статистики, газеты или месткома, но только не литературы... Обесцениваются характеры, подводятся под общую среднестатистическую мерку, так сказать, сегодняшнего человека во­ обще». И еще в той же статье: «По су­ ществу, начал создаваться особый тип «чистого» искусства, исключавшего из сферы своих интересов вопросы, связан­ ные с делом человека, с экономическим положением общества, с отношениями в процессе производства...». Героя Кожевникова трудно предста­ вить «вне дела»: только поняв, каков че­ ловек в работе, до конца уяснишь его са­ мобытное отношение ко всему сущему— к природе и искусству, к любимой, детям... С первых своих репортажей и очерков о рабочих людях Кожевников стремился самым тесным образом сопрягать трудо­ вое с нравственным (порой сопрягать да­ же с чрезмерной жесткостью). Газета посылала его писать корреспонденции о новостройках, а он привозил «очерки с характерами». Иные из них с интересом читаются и сегодня. Надо сказать, что «очерки с характе­ рами» в те годы, когда формировался писатель, на переломе 20 -х и 30-х, бы­ ли делом непростым, в чем-то даже не­ безопасным: лефовцы и иже с ними уст­ раивали настоящие критические «об­ лавы» на «психологизм». Читая старые журналы, чувствуешь всю силу непра­ ведного гнева против книг, интересую­ щихся характерами, внутренним миром человека: «Психологизму объявлена война... В душных клетках психологизма читате­ ля теперь долго не держат» (А. Ворон­ ений)... «Мы решительно убиваем психо­ логизм!» («Новый Леф»)... «Когда по­ явился «Цемент», я с радостью начал его читать... Мне пришлось глубоко разо­ чароваться. «Цемент» на 3/4 психологи­ ческий роман» (А. Курелла)... «...Давать не людей, а дело, описывать не людей, а дело, заинтересовывать не людьми, а по той роли, которую он играет в нашем деле» («Новый Леф»)... Потому-то нужно было иметь опреде­ ленное творческое мужество, чтобы пос­ ле всех таких «пужаний» писать очерки о проявлении характеров в труде, о нрав­ ственном росте рабочих людей — о том, что стоит старому шахтеру «вынянчить» шестерых молодцов, как шоферу Ваське Дитюку далось его героическое отрече­ ние от водки и почему доменщику Фе­ дору Феоктистычу товарищи прощают все его фортели у печи... Между прочим, как раз в очерке о до­ менщике Федоре Феоктистыче («Разлив- на») и подмечаешь отчасти ту прямоли­ нейность сопряжения труда и нравствен­ ности, какая была характерна для ранних работ Кожевникова. Скажем, описывается история некоего молодого рабочего Павла Зухина, который хотя в цехе и справляется с заданием, но в остальном — типичный обозник. Однаж­ ды Зухин является на заводской двор, вырядившись в новенький костюм, когда там полным ходом идет комсомольский субботник, — ему, видите ли, надо пови­ даться с Зиной Степановой. Зина, не будь дура, вовлекает Пашку в коллек­ тивную работу. Зажигательный комсо­ мольский труд преображает парня на глазах, и вот он уже лазает на коленях под вагонами, выгребает мусор, прыгает со всего размаха на мягкие кучи хлама, демонстрируя силу и ловкость. Только после отбоя Пашка вспоминает про но­ вый костюм, грустно обозревает бурые пятна на коленях и жирный растек ма­ зута На рукаве. Однако Зина говорит ему, что пятна можно вывести бензином; при этом она «взглянула на Пашку та