Сибирские огни, 1976, №12
Внутренний мир человека труда, героя нынешнего индустриального производст ва — это высота, ключевая для всей литературы о труде. Важно воссоздать такой образ рабочего человека, который воплощал бы в себе самое художниче ское понимание современной действи тельности. Каждый художник по-своему решает эту задачу, и для литературного крити ка нет большего соблазна, чем с кем-то из писателей — из тех, кто так много сделал для рабочей темы, помог ей проч но утвердиться в литературе наших дней,— пройти по всему его «пути к ге рою» через всю протяженность и много сложность. Вот Вадим Кожевников. Он сегодня уже подлинно в е т е р а н темы рабоче го класса,— его произведения о труде составили целую книжную полку. И на всех них явственны отсветы того, что пережито рабочей темой более чем за четверть века. Книги его в этом плане поучительны как в достоинствах своих, так и в недостатках. По ним хорошо можно судить о всем драматизме писа тельских поисков тех подступов, с кото рыми, кажется, откроется сама художе ственная правда о современнике, рабо чем человеке. Вадим Кожевников начинал как очер кист, газетчик, но внутренний мир рабочего человека занимал молодого ли тератора уже и тогда, когда по комсо мольской мобилизации он пошел рабо тать на строительство Краматорского за вода бригадиром бетонщиков, когда был послан комсомолом на прорыв в Подмо сковный угольный бассейн, когда с мандатом «Комсомольской правды» уча ствовал в строительстве Кузнецкого комбината, отвечая на производстве за доставку стройматериалов... Встречи писателя с людьми минувших лет словно бы по-своему документирова ны. Не так давно Кожевников собрал в одну книгу («Годы огневые», изд. «Со ветская Россия») старые свои газетные очерки — дань уже далекой репортер ской молодости. Раздел в книге, назван ный «Незабываемые 30-е», ощутимо доносит атмосферу беспримерного энту зиазма тех лет: тут и Донбасс, еще вруба ющийся в пласт дедовским кайлом, и Краматорск, только-только пустивший первую отечественную машину для раз ливки жидкого чугуна, и колхоз «Очаг Буденного» — заря коллективизации... Этому колхозу за ударную хлебосда чу сам Семен Михайлович Буденный по дарил бывшее помещичье авто. Машину когда-то реквизировали для нужд рево люционного кавалерийского отряда, око вали железом, и автомобиль в качестве броне-единицы ходил в атаки. Теперь же ему предстояло курсировать по кол хозным дорогам... Про Ваську Дитюка, бывшего рабоче го на кулацкой мельнице, а в годы вой ны водителя этой удивительной маши ны, в очерке сказано, что он «гордый человек» и характер у него крученый,— недаром, идя в атаку на золотопогонни ков, Васька вывешивал свои лапти на железном штыре боевой машины. Семен Михайлович Буденный ходатайствовал, чтобы Ваське и в колхозе доверили руль, но с одним жестким условием — пусть бросит пить. О том, как Васька держал слово, поборов себя самого-, в очерке рассказывается серьезно и вдум чиво, и подлинно апофеозом всей исто рии звучит короткий абзац: «На другой день Дитюк привел со станции машину нарядный и трезвый. На празднестве он выпил один стакан пива и отказался от другого» (очерк «Средство Буденного», 1933). Характерные для рабочего героя чер ты Кожевников открывает и во внутрен нем облике старого шахтера Грищука, обугленного, как головешка («и только на голове сверкает жирным диском плешь»). Старик — и бригадир, и дядька, и нянька шести лихих парней, слетев шихся с разных концов страны выру чать из прорыва Донбасс («Динамит- парни», 1931). Характерную повадку видим мы и в действиях доменщика Фе дора Феоктистыча—маленького, сухонь кого, чрезмерно подвижного, с кургузой бороденкой, от которой постоянно разит крутым запахом паленой шерсти. Он старший горновой, и посмотреть его в работе — это уже целое представление: как старик бегает вокруг печи, не в си лах сдержать муку нетерпения перед пу ском металла, что-то кричит чугунщи кам, без конца приговаривая: «Тыр- пыр — семь дыр, а никакого толка, в господа бога...». Оттолкнув горнового, «он хватается за лом и начинает сам мо таться в размашистой качке четырехпу дового стержня. Еще один удар — и бе ловато клокочущая чугунная жижа со свистящим воплем вылетает наружу... А Федор Феоктистьгч, потирая саднящие руки, отступив на два шага, присев на корточки, с наслаждением смотрит на сыто клокочущий «папашку-чугун». Среди многих своеобразных фигур то го времени Кожевников по-особому вы деляет тип рабочего человека, который буквально о д е р ж и м работой. Все другие качества его натуры словно бы выстраиваются «вдоль» этой генераль ной линии. В этой одержимости — и са ма судьба героя, и ключ к- личности, особенностям ее социально-психологиче ской организации. В. Кожевников называет такое качест во в герое «окрыленной яростью труда». Во времена «незабываемых 30-х» эта ярость знаменовала собой проявление новых общественных отношений: трудом своим человек и защищался от грозно го напора времени, и заявлял новому миру о своей вере в него. И больше то го — самоутверждался в этом мире. Ярость работы постепенно будет обре тать все более общественно «организо ванные» черты, в книгах Кожевникова с ней родится тема, посвященная ж и з -
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2