Сибирские огни, 1976, №12

Решетников, московские друзья, сотруд­ ники отдела эволюции Земли. Из многочисленных подарков больше всего понравился Шмидту фотомонтаж, который сделали Б. Ю. Левин и Л. Н. Радлова. В нижнем его углу очень удач­ ная фотография — Шмидт сидит на бере­ гу моря, прямо на песке, у самой кром­ ки прибоя. Вольная, свободная поза, просторная белая рубаха, борода,— всем своим обликом он похож на древнего философа. Лицо обращено в сторону моря, плечи опущены, расслабленные руки соединены на коленях — во всей его фигуре созерцательное спокойствие. И хотя не видно глаз, кажется, его взгляд одновременно устремлен в бездну и внутрь себя. А на фоне неба над ним пририсована схема образования планет по теории Шмидта. А дальше — полторы колонки самодельных стихов, в которых излага­ ются главные «киты» его космогонии. Но, пожалуй, самый большой подарок ему преподнес Московский университет. На физическом факультете в тот год от­ крылось геофизическое отделение. Шмидту предложили его возглавить. Не­ смотря на болезнь, все сильнее дававшую о себе знать, он согласился. Было ясно, что для разработки многих проблем гео­ физики нужны специалисты высшей квалификации. И вот теперь появилось отделение, которое будет их готовить. А значит, в число тех, кто развивает его идеи, вольются совсем еще молодые лю­ ди. От такой работы он просто не мог отказаться. Однако в старом здании университета отделение, затиснутое в несколько ма­ леньких комнат, просто физически не имело возможности развернуться. Все с нетерпением ждали, когда будет достро­ ен высотный дом на Ленинских горах, куда физфак должен был переехать од­ ним из первых. Здесь Шмидт собирался прочесть курс лекций по космогонии. Строители закончили работу летом 1953 года. Торжественное открытие уни­ верситета назначили на первое сентября. Решено было, что в этот день перед сту­ дентами выступят крупнейшие ученые страны. Занятия на физическом факуль­ тете открывались лекцией Шмидта. Это было почетное поручение, и Шмидт по достоинству его оценил. Однако всего за несколько дней до на­ чала учебного года он сам чуть не отка­ зался выступать перед студентами. Слу­ чилось это так. 28 августа ему принесли коротенькую записку из университета: «Глубокоуважаемый Отто Юльевич! В связи с ответственностью лекций 1/IX.53 г. принято решение,— все лекции, которые будут читаться в первый день, иметь 31.VIII в написанном виде в дека­ нате. Мне поручено передать Вам прось­ бу представить и Вашу лекцию». Вежливое послание возмутило Шмид­ та. Требование деканата он истолковал однозначно — как проявление недоверия. На следующий день ректору МГУ было передано ответное письмо: «Глубокоуважаемый Иван Георгиевич! Вечером 28 августа я получил извещение от деканата, что лекции, которые будут читаться 1 сентября, должны быть пре­ доставлены 31 августа в письменном виде. Я был несколько удивлен этим требо­ ванием, которое мне предъявляется впер­ вые. Тем не менее, я попытался бы его выполнить, если бы оно мне было предъ­ явлено заблаговременно. Но за два оставшихся дня я этого сделать не могу, так как пишу очень медленно и мучи­ тельно, а к стенографисткам не привык, да и нет их у меня. Поэтому, если предоставление текста является непременным условием, то я вынужден, к сожалению, просить Вас снять с меня поручение — читать лек­ цию в день открытия университета. Уважающий Вас О. Шмидт». В письме несколько сгущены краски. У Шмидта вряд ли были основания ска­ зать про себя «пишу очень медленно и мучительно». Писал он легко, сразу на­ чисто, зачерки и помарки появлялись в его черновиках лишь тогда, когда он был чем-нибудь сильно взволнован (в черно­ вике письма к ректору — их множество). Но, в конце концов, он не исповедь со­ чинял, к тому же оценка собственной скорости писания — личное дело каж­ дого. А суть в том, как пожилой, очень больной человек умел отстаивать свое достоинство, без жалоб и сетований — коротким, четко рассчитанным ударом. «Непременное условие» было отменено. Лекция Шмидта, как всегда, имела боль­ шой успех. Но прочитать весь задуманный курс не удалось— в декабре болезнь свалила его с ног — на этот раз окончательно. Собственно болезнь начала новую ата­ ку еще осенью. И надо было при первых признаках лечь в больницу или отпра­ виться в санаторий, а он все тянул и тя­ нул — очень не хотелось прерывать кур­ са лекций. И вот теперь стало совсем плохо. «После многократных легочных кро­ вотечений, начавшихся в декабре, 1953 г.,— вспоминает Козловская,— Отто Юльевич неделями должен был лежать на правом боку, туго прижав к груди правую руку, стараясь не шелохнуться, •так как при перемене положения вновь поднималось обильное кровотечение, а с этой кровью каждый час могла уйти его жизнь. Отто Юльевич понимал все это. И таких восемь недель...»