Сибирские огни, 1976, №12
Этот эпизод, сохранившийся в памяти нескольких сотрудников Шмидта, мог бы показаться неправдоподобным, если бы не опубликованная позднее стенограмма другого научного форума, на котором тот же астроном в начале своего вы ступления высказался так: «...Я выра жаю настойчивое пожелание, чтобы на стоящее авторитетное совещание вынес ло (рекомендацию по поводу того, как должно освещаться происхождение Сол нечной системы и успехи наших космо- гонистов... Я настаиваю на том, чтобы эта сторона не была забыта при выра ботке резолюции...» Словом, опять — скажите: «что такое хорошо, а что та кое плохо». Конечно, надо сделать скид ку на время, а все же смешно. Ведь речь идет о науке, где веками живут, и мало того — работают и даже дают практиче ский эффект несхожие, исключающие друг друга трактовки одних и тех же явлений, о науке, самому духу которой противопоказаны категорические утвер ждения, однозначные ответы. Шли месяцы, а заявления о привер женности Шмидта к разным направле ниям буржуазной философии перекаты вались с одного обсуждения на другое, опасно застревая в ушах. В начале 1951 года Шмидта вызвали в Президиум Академии и сказали, что на апрель намечено большое совещание по вопросам космогонии. Друзья Шмидта встревожились, кто мог поручиться, что на этом совещании не будет повторен недавний сюжет с генетикой? Там тоже, сперва в одном месте поговорили про буржуазное влияние, в другом, в треть-i ем, а потом раз — и решение. Шмидт всерьез опасений не воспринял. Предстоящее совещание радовало его—> ведь со всей страны съедутся специали сты. Значит, снова проверка, критика, поиск новых сторонников. Тревога дру зей вскоре поулеглась — стало известно, что основной доклад поручено делать самому Шмидту. Это настраивало на оп тимистический лад: превращать в ми шень для критики самого докладчика вроде не полагалось. И все же еще не ясно было, как обернется это самое со вещание. Прогноз Шмидта оказался правиль ным. Обсуждение доклада с самого на чала приняло деловой характер. Боль шинство астрономов его поддержали. Но выступил и Амбарцумян и другие серь езные противники. Те же, кто навеши вали на Шмидта ярлыки, или вовсе не вышли на трибуну, или высказались по тому знаменитому принципу, который точно сформулировал один поэт: «Ему обычно удавалось так выступать и гово рить, что в каждой фразе умещалось и да, и нет, и может быть». А решение, принятое после четырех дневных обсуждений, четко определяло, в чем достижения новой теории и что в ней недоработано. «Появление космогонической теории О. Ю. Шмидта,— говорилось в решении,— привлекло к вопросам космогонии вни мание ряда советских ученых разных специальностей, оно способствовало ши рокому развитию космогонических ра бот в нашей стране и нанесло серьезный удар по агностицизму в этой области (попробуй теперь кто-нибудь заикнись,, что Шмидт — агностик!)... полнота объ яснений с единой точки зрения основ ных черт строения Солнечной системы получена в космогонии впервые. Заслу гой О. Ю. Шмидта является также ак тивное сближение космогонии планетной системы с науками о Земле... Совещание считает необходимым объединить уси лия научных учреждений по разным отраслям науки для разработки вопро сов, решение которых особенно важно для полного построения космогонии Сол нечной системы». Словом, несмотря на «весеннее само чувствие», настроение у Шмидта было отличным. Кроме всего прочего, совеща ние означало для него конец несколько двусмысленного (а, по мнению иных не другов, даже;— опального) периода, ко торый начался с телеграммы, пришед шей из Москвы в Казань, в апреле 1942 года. В том, что его официальное положе ние снова изменилось к лучшему, Шмидт окончательно убедился летом, когда у него осторожно и очень тактично попы тались выяснить, как он хотел бы, что бы был отмечен его юбилей. 30 сентября 1951 года ему исполнялось шестьдесят лет. От каких-либо «торжественных ме роприятий» Шмидт отказался сразу и наотрез. Но ему намекнули, что такая категоричность ставит Академию в не ловкое положение. И в нашей стране и, тем более, за рубежом могут подумать, будто его заслуги не оценены по досто инству, и советовали еще подумать. Со трудник Президиума, проводивший эту тонкую и осторожную беседу, проявил недюжинную эрудицию — напомнил Шмидту, что его учитель, академик Граве, не пренебрегал юбилейными тор жествами... Вежливый сотрудник так и не понял, почему в ответ на эту реплику Шмидт по-мальчишески расхохотался,— а потом еще раз твердо повторил свой отказ. К Дмитрию Александровичу Граве, который в предреволюционные годы был ординарным профессором Киевского университета имени святото Владимира, Шмидт всегда относился с большим ува жением и легко прощал ему традицион ные профессорские чудачества. В семи наре Граве молодой Шмидт постиг осно вы высшей алгебры, под его руководст вом создал в 1913 году «Абстрактную те
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2