Сибирские огни, 1976, №12

рабли почти к берегам Гренландии, где в это время года никогда раньше не бы­ вали суда. Ведь сама мысль проникнуть на судах в этот район многим казалась утопической и нереальной». Ленинград и Москва торжественно встречают полярников. Экспедиция на Северный полюс закончилась блестящей победой. Шмидт обдумывает новый план исследования Арктики. Но еще в первых числах февраля один из старых товарищей конфиденциально сообщил начальнику Главсевморпути: «наверху» им недовольны. Произнося «наверху», он так высоко поднимал па­ лец, что нетрудна было догадаться — речь идет о «самом высоком верхе», о том верхе, куда, словно к полюсу, сте­ каются в единственную точку все мери­ дианы, о вершине, под которой в то вре­ мя мог подразумеваться только один- единственный человек. Товарищ сказал: «там» считают, что Главсевморпуть не обдумал всерьез всех деталей операции по снятию четверки папанинцев, довел дело почти до траги­ ческого исхода, а значит смазал полити­ ческий эффект кампании. Шмидт устало пожал плечами — раз­ говора он не поддержал, было не до того. Да и старому товарищу на этот раз не поверил. Ведь ясно же: если люди оста­ ются на полюсе, чтобы узнать, как и по какому маршруту дрейфует лед, то, сколько ни гадай, заранее путь их льди­ ны не угадаешь. Шмидту, однако, пришлось вспомнить об этом разговоре летом того же 1938 года, когда в одной из центральных га­ зет появилась статья, в которой Главсев­ морпуть резко критиковался за «само­ успокоенность, зазнайство», проявлен­ ные при снятии со льдины папанинцев. Имя Шмидта в статье названо не было, но не вызывало сомнения, в чей огород камешек. Еще через полгода Шмидту сказали, что с Арктикой ему придется расстать­ ся — он нужнее на другом посту. Ничего особенного не произошло. Уж кому-кому, а Шмидту не привыкать было к пере­ менам жизненного поприща. Но тот раз­ говор со старым товарищем, статья в газете и официальное сообщение о пере­ воде на новую работу невольно состав­ лялись в единую цепочку. «Оттуда», «с самого-самого верха», на него смотрели неодобрительно. Но всему этому еще предстояло слу­ читься. А в феврале 1938 года Шмидт, гордый новой победой в изучении Арктики, сча­ стливый от того, что папанинцам больше не грозит беда, носился вместе с четырь­ мя зимовщиками по Москве с одной тор­ жественной встречи на другую. Это был зенит его славы, время, когда во всей стране, да, пожалуй, и во всем цивилизованном мире, невозможно было найти человека, не знавшего его имени. Недаром один из шведских полярни­ ков сказал в те дни, что результаты воз­ душной экспедиции на полюс и работа дрейфующей станции по своему значе­ нию могут быть сравнимы с открытием Америки Колумбом или первым круго­ светным плаванием Магеллана. Перед последним плаванием Они не могли понять, что Шмидт умирает. Это нелепое младенческое не­ домыслие доводило Ирину Владимиров­ ну до отчаяния. Муж сдавал на глазах, а все — и друзья, и знакомые, и совсем незнакомые люди обращались к нему по-прежнему со своими делами и забо­ тами, будто ничего не случилось. Как всегда, почтальонша по утрам приносила им толстые пачки писем. И, как всегда, многие из них были прось­ бами о помощи. , Ирина Владимировна давно уже взяла на себя обязанности секретаря мужа. Когда состояние здо­ ровья Шмидта резко ухудшалось, ей приходилось писать, что Отто Юльевич очень тяжело болен, поэтому ни сейчас, ни в ближайшие месяцы он, к сожале­ нию, ответить не сможет. Кажется, яснее не скажешь. Но многие ей не верили, писали вновь, настаивая и даже требуя, чтобы им ответил сам Шмидт. У них в голове не укладывалось, что герой легенд, совершавший столько раз невозможное, удивлявший своими подвигами мир, может быть больным и бессильным. «В бытность мою на Курилах и на Са­ халине (1946—1951 гг.) я работал среди корейцев и японцев,— писал Шмидту в сентябре 1954 года инженер М. А. Ярхо,— и эти люди Вас знали... А я, Отто Юлье­ вич, ношу бороду. И вот как-то раз в пургу намерз у меня на бороде здоровый кусок льда. Я хожу да посасываю. А ко­ реец-рыбак посмотрел на меня и заявил: «Руска Ота Шмит. Ьурода карашо». С тех пор и пошло — стоит мне появиться на берегу, меня все рыбаки зовут «Руска Шмит». Простите, Отто Юльевич, но так было». А другой инженер — из дальнего лес­ промхоза — М. Н. Павлов, случайно ус­ лышав в поезде о том, что у Шмидта ту­ беркулез, торопился сообщить ему на­ дежное средство против болезни—крутая гречневая каша, сок редьки и медвежье сало пополам с медом. Словом, никто не понимал, что он об­ речен. А к состоянию его относились с житейской простотой. Что ж, заболел че­ ловек, хорошего мало, да со всяким бы­ вает — полечится и будет снова на ногах. Удивительно, но и друзья и знакомые, видевшие, как изменился Шмидт за по­ следние годы, не могли поверить в его близкую смерть. Сколько раз — и после челюскинской эпопеи, и в сорок пятом— медики твердили: угрожающее положе­ ние, возможен летальный исход. Но он поднимался, вопреки всем недобрым