Сибирские огни, 1976, №12
участвуют вместе с космонавтом все лю ди, естественным побуждением которых стало творчество во имя всеобщего про гресса,— весь огромный «экипаж» пла неты Земля. Спросите учителя, и он скажет, что самая главная профессия — его профес сия. И он будет прав. Спросите врача, и он ответит, что жизнь без врачей не возможна, ибо они ее охраняют. Разве не так? Земледелец сам задаст вам во прос: много ли вы наработаете без хле ба, а строитель только усмехнется — что бы делали без него? Но это — самый гру бый водораздел. Воодушевленный своим делом, чело век видит жружающее как бы сквозь призму своей профессии. Обычный че ловек при виде металлических изделий будет оценивать полезность и эстетиче ские особенности самого изделия, мало задумываясь над тем, каковы свойства самого материала, из которого сделан предмет. Если нож сделан хорошо, отме чает Карл Маркс, то, пользуясь им, че ловек вряд ли вспомнит о его изготови теле. Он только тогда вспомнит о нем, если качество изделия окажется ниже нормы. А для металлурга обыкновенный нож— это прежде всего металл. Он представит, как металл первоначально плавился, как придавали ему нужную форму, какие присутствуют в нем примеси и каков температурный «потолок» плавления. Словом, для металлурга металл наделен своей судьбой, своими заботами, своими надеждами, особым, присущим только ему, характером. И потому тот или иной металл требует и особого к себе подхода, даже «обхождения». Для Тамары Волыновой, для ее «по лета» вся красота творчества и самосо вершенствования заключена в металле. Она вступала с ним во многие довери тельные беседы в годы учебы в техни ческом вузе, она еще ближе сошлась с ним за годы работы на подмосковном заводе в качестве инженера-металлове- да и достигла многого. Она не любит подчеркивать своей исключительности ни в каком плане. Но металл привора живает ее, все другое отодвигая на задний план. Работа на заводе увлекала, удовлетво ряла, но хотелось большего — заглянуть в душу металла не тогда, когда он не приступно застыл в той единственной форме, которую пожелал придать ему человек, а когда металл еще податлив и мягок, когда в нем бушуют еще нерас крытые силы, когда он, подобно глине в руках скульптора, способен выявить не кую свою неповторимую суть. Так у Тамары Волыновой зрело жела ние пойти в науку. Отношение к этой идее Бориса не было достаточно ясным. Он отмалчивался. Иногда на его лице мелькало выражение сродни жалости, которое можно было расшифровать при мерно так: «Неужели, друг, тебе еще мало забот? Дети, хозяйство, завод, ин тересы мужа? Выдержишь ли ты новую тяжелую нагрузку? Ведь и здоровье не сказать чтобы богатырское. Переживания подруги космонавта не проходят даром. А отговаривать тоже не могу, вдруг по том молча упрекнешь...» Однако вскоре произошло одно важное событие в семье Большовых. О нем не ожиданно поведала мне прошлой весной Тамарина мать, Евдокия Ивановна. Раз говор был телефонный, но я отчетливо представляла эту спокойную, совсем еще нестарую женщину, маленькую, уютную, которую все зовут «бабулей». Она не изменяет своим привычкам, ходит по стоянно покрытая шелковым цветастым платочком, “который как-то особенно ладно сидит на ее голове и гармонирует с одеждой, напоминающей крестьянский сарафан. Я не помню, чтобы она принимала участие в общих беседах. Еще невоз можнее представить, чтобы она повыси ла голос. Отвечает же тебе всегда просто, ясно, доброжелательно, приятно. На пер вый взгляд — малозаметный член семьи Евдокия Ивановна. Но стоит ей в один прекрасный день начать «складываться» и объявить, что собирается «домой», в Прокопьевск, и в волыновской семье на строение падает. Когда же бабуля на самом деле, без шума, но и бескомпро миссно уезжает, это ощущает весьма ос новательно на своих плечах каждый член семьи. И не только в таком практи ческом смысле не хватает Евдокии Ива новны. Без нее исчезает то домовитое тепло, которое ценят люди, возвращаясь вечером домой после трудового дня. Все устали, на лицах следы пережитых за день «бурь». Выходит к столу с самова ром бабуля, теплые пышки выставит, варенье достанет и усядется сама во гла ве стола разливать чай, невозмутимая в ,своем ярком платочке, завязанном под подбородком. Нервы у всех отпускают, вспоминается, что не вредно и пошутить, посмеяться, поговорить не только о де лах государственной важности, но и о том, что Андрюше пора справить новые брюки — все отцовские уже перетаскал, а из своих вырастает с каждым днем. Можно пожаловаться, что в «Иностран ке» опять печатают малопонятный ро ман с продолжением, но все же в нем «что-то есть». Это «что-то» выявляется при условии терпеливого чтения первых сорока-пятидесяти страниц... Так вот, Евдокия Ивановна, изменив своим принципам — ничего лишнего, не имеющего к ней прямого отношения, не говорить,— объявила мне: — Тамара сдала все экзамены на пять и поступила в аспирантуру. Какого ин ститута, я не запомнила,— она сама вам скажет. Значит, решилась. А вырвалось при знание у бабули потому, что это было как раз именно ее дело. Это она, улучив удобную минуту и оставшись с дочерью наедине, пилила и пилила ее по-мате рински. Дескать, время идет, дети уже
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2