Сибирские огни, 1976, №12

— A -а, Степаныч,— сказал он, увидев Климова.— Заходи. Пи­ ва, хошь? — А есть? — Да взял давеча пару бутылок, думал — домой унесу. Дак а чё — домой? Одному-то — какой интерес?.. Уселись возле столика, на котором лежал точно такой же, как у Климова, журнал с фамилиями студентов и возвышалась горка побле­ скивающих штангенциркулей. Потапыч достал из белого шкафчика с красным крестом на дверце два стакана. Покрякивая и похваливая пив­ ко, рассказывал, что Колька Баев (из столярного цеха) опять учудил со сторожем. Напоил старичонку до отупения, а когда тот заснул, Колька мигом выстрогал алебарду и вложил сторожу в руки. Тот — ни гу-гу, сопит себе в обе дырки. Тогда Колька подвесил ему бороду из пакли, а на голову надел ведерко из-под столярного клея. Вся подвыпившая ком­ пания мастеров, рассказывал Потапыч, так и полегла, так все и схвати­ лись за животики, когда увидели: сидит «стрелец» на посту, в руках се­ кира, на голове шлем, бородища до колен, а рядом, как и положено, пу­ стая бутылка «стрелецкой».., Климов прекрасно знал и Кольку-столяра, и двух мрачноватого ви­ да кузнецов, и сварщика с его вечно прожженными брезентовыми шта­ нами. Все они были учебными мастерами в полном смысле слова, народ башковитый, золотые руки. Однако и выпить после работы и поржать, почудить они тоже были мастера... Климов уважал мастеров, со всеми был на «ты», однако Потапыч --- особое дело, с Потапычем они жили, что называется, душа в душу. — Как же, помню, помню Зиму,— сказал Потапыч, когда Климов сообщил, что у него внизу тоже все закончили, и только Зима еще возит­ ся.— Помню я Зиму.— Потапыч задумался на минуту и одобрительно прогудел: — Насты-ырная... Другой, покамест опилит вон молоток, раз двадцать подбежит — не готово ли? А эта — нет. Эта уяснит, что от нее требуется, и пока не добьется, не подойдет... —Потапыч снова помолчал, а потом вдруг оживился: — А, слышь, девка какая! — Он весь подался вперед, к Климову, и продолжал почему-то вполголоса, хотя в мастер­ ской никого кроме них не было :— Тугая, знаешь, с виду, ну, тронь и — брызнет соком!..— Широкое, с носом-картофелиной, щербатое лицо По- тапыча налилось какой-то стыдливой краснотой, глаза молодо забле­ стели.-^- Прямо как спелая виноградина, хоть грудь возьми, хоть ляж­ ки!..— В тоне Потапыча было восхищение, но и сожаление о своих пя­ тидесяти с большим гаком: вот, мол, ушли годы, и теперь остается толь­ ко вздыхать да воображать, что бы он, Потапыч, сделал с такой девкой, повстречайся она ему в молодости... Климов слушал разомлевшего от пива, от доброты и от разговора на сладкую тему Потапыча и ловил себя на том, что слова старого гре­ ховодника каким-то образом остро его, Климова, заинтересовали. Он только сейчас впервые подумал о Зиме как о девушке, подумал и тотчас же почувствовал, что Потапыч, пожалуй, прав. Занятый спорами да сло­ весными препирательствами с нею, Климов, может быть, и замечал да не осознавал, что девчонка-то и впрямь диво как хороша. И вот только теперь, слушая Потапыча и ощущая, как жар подступил к щекам, понял: прав Потапыч, прав насчет «виноградины»... И поэтому, когда снова, уже попрощавшись с Потапычем, подошел к Зиме й сказал, что пора заканчивать работу, то сказал это совершенно иным, нежели раньше, голосом, даже как бы с робостью. Зима же, видимо, тотчас уловив в тоне мастера эту перемену* не­ сколько удивленно посмотрела на него и тоже не обычным своим зади­ ристым, а каким-то потеплевшим тоном пожаловалась: — Они у меня немного не дотягивают до одной десятой, понимаете?