Сибирские огни, 1976, №11

фетчица более-менее совестливая. А та, которая понахальнее? Которая по десять недоливает? Д в а рубля с бутылки? Выходит, если она их за смену хотя бы пять штук разверстает — десятка у нее в кармане. Вот это арифметика! Стали у недю нехорошие мысли зреть. Глянет на какую-нибудь б а ­ рышню— и аж зубами скрипанет: стоит, понимаете ли, кукла — все пальцы в перстнях, в ушах по люстре болтается, глаза от сытости з а ­ плыли. «Д а что же это,— думает,— такое, а? Я за сорок пять рублей месячной прибавки десять лет в отделе упирался, а она буль-буль — и двугривенный, буль-буль — и десятка!.. Д а черт бы с ними, с гр ам ­ мами: меньше вып ь еш ь— дольше проживешь. Но ей-то с какой стати?». Ну, думает он так, медленно закипает, а на открытый бунт все-таки не отваживается. Неудобно как-то. Стыдно. И перед буфетчицами не хочется мелочным себя выказывать, и перед теми, кто сзади напирает, жела я поскорее остаканиться. У нас ведь народ не так воспитан, не в мелочности. Мы ведь широкие натуры, мы пфеннинги не считаем, как где-нибудь там. Хотя, коцда лет пятнадцать назад старые деньги на но­ вые меняли, высказывалась т а к а я надежда, что, мол, теперь люди ста­ нут за копеечкой нагибаться. Поскольку, мол, если старая копейка была все равно что ничего, то новая уже как-никак коробка спичек. Ну, и кто за ней нагибается, если обронит?.. Нагнутся — держи карман! Один случай все же допек Смородина. Как-то они с заказчиком, приезжим человеком из Улан-Удэ, засиделись в институте допоздна, з а ­ шли потом в кафетерий уже перед закрытием. Взяли по пятьдесят. Хотя заказчик , кажется, не против был выпить и соточку. Но Илья Петрович уже привык к своей интеллигентной мерке. Буфетчица налила им, то бишь недолила, а потом глянула на часы и говорит: — Охо-хо! Закрываться пора. Умоталась что-то я сегодня... С этими словами в зяла она бутылку, бухнула в стакан граммов сто семьдесят и — хлоп! Единым духом. Не поморщилась даже. Елки!.. Им отмеряла, глазом выцеливала, а себе — не глядя. И зал- пом1 А коньяк, между прочим, пятизвездочный. Заглотила рублей пять — и не поперхнулась. Прямо акула какая-то! И Смородин дал себе слово: при первой же возможности хоть одну пристыдить. Возможность скоро представилась. Буквально через день. Сморо­ дин ока зался у стойки один. Правда, слева, ухватившись за прилавок, покачивался какой-то замызганный тип, да позади, за столиком, двое здоровых парней в спортивных куртках пили принесенное с собой пиво. Но справа никто не подпирал, не толкал в спину: давай , дескать, не з а ­ держивай. Смородин дождался, когда буфетчица перельет коньяк из мензурки в стакан, потом сказал: — Вы меня извините, но перелейте, пожалуйста, обратно. — А что такое? — удивилась буфетчица.— Зачем? — Д а ничего. Перелейте. Лейте, лейте... Так. Подержите стакан ­ чик еще — пусть капельки сбегут... Ну, вот, а теперь смотрите,— Сморо­ дин поставил мензурку повыше — на стеклянную витрину,— Видите? — Ну, вижу... Что? — Как что? Смотрите: д аже с боков миллиметра на полтора до риски не достает. А в середине еще впадина, тут вогнутый мениск обра­ зуется. Это же минимум грамм семь не долито. — Я вам точно налила,— обиделась буфетчица,— Я вам долью, конечно, раз вы такой... Но я вам точно налила. А тут еще этот тип, что слева, качнулся к Смородину: