Сибирские огни, 1976, №11

мой словами муки, а зрачки широко рас­ крытых глаз, казалось, с укором устрем­ лялись к далеким, холодным, непривет­ ливым небесам». Тоскует и польский ев­ рей Сруль, жадно ловящий из чужих уст рассказы о родных местах. Эта тоска теснится и в груди рассказчика и выра­ жается им с большой драматической си­ лой и лиризмом. Наперекор свирепею­ щему морозу и злобному ветру, он уносится воображением «чрез тайги и степи, чрез горы и реки, чрез бесчислен­ ные царства и земли» туда, где «полные красоты и гармонии родные поля над Бугом», «золотые нивы, изумрудные лу­ га, вековые леса, шумящие... про дела давно минувших дней». Он упивается «ароматом этих лесов и этих цветущих полей». Природа далекой родины кон­ трастирует с жестокой природой чужого края. В рассказе «Пан Андрей», напечатан­ ном в «Живописном обозрении» за 1895 год, № 7, рисуется тот же холодный якутский край. «Великий» якутский мо­ роз «поджаривает и печет», особенно если подует «хиюс проклятый». «Гро­ мадная область» замирает «в объятиях суровейшей в мире зимы». «Замерзшая на сотни футов» земля летом оттаивает не глубже, «чем на два фута. Постепенно и безустанно возрастающие морозы все более сгущают воздух, который, наконец, встает неподвижным столпом над обла­ стью, находящейся над Леной... и душит своей тяжестью». Кажется, «половину жизни отдал бы... за это солнце», но оно «все быстрее уплывает на запад, а мо­ роз все крепчает»; «...могильная тишина воцаряется над обмерзшей землей». Ав­ тор подчеркивает, что этот леденящий холод нагоняет страх и мысль о том, что человек «не царь природы, а ее не­ вольник». Обычный для Шиманского прием — пейзажный зачин, упоминание о време­ ни и месте действия, после чего он зна­ комит со своим героем, сжато рисует его портрет и передает затем его исповедь. Произведения проникнуты задушевно­ стью, отличаются эмоциональностью, лиризмом, элегическим настроением. За­ вершаются они обычно лирической кон­ цовкой. Писатель охотно дает слово героям. Изредка исповедь героя прерыва­ ется вопросами, репликами собеседника- автора. Объем рассказов — небольшой. Язык — легкий, выразительный, в меру используются местные слова, которые тут же поясняются, например, слова «чалдоны», «братские», «семейские» и т. д. Заслуга Шиманского состоит в том, что он показывает дружественные отноше­ ния между ссыльными разных нацио­ нальностей,—их объединяла общая борь­ ба с царским самодержавием. Правда, большинство его геров—поляки. Однако, например, в новелле «Сруль из Любарто- ва» с глубокой жизненностью, сочувст­ вием и сердечной теплотой обрисованы погибающий в ссылке литвин и поль­ ский еврей, пришедший к недавно прие­ хавшему из Варшавы ссыльному, чтобы оживить исчезающие из памяти дорогие картины далекой родины. В рассказе «Неудавшийся пир» повествует о том, как пестрая колония ссыльных, различ­ ных по национальному происхождению, но необыкновенно «сплоченных между собой», устроила целое торжество в честь «собрата по общей подневольной жизни», возвращающегося «из далекого якут­ ского улуса, где он прожил три года». «...Этот юноша, которого мы совсем не знали, студент одного из русских уни­ верситетов, стал нам бесконечно дорог и близок»,— говорит автор. И все были страшно огорчены, когда оказалось, что «очень худой», «с землистым оттенком лица» молодой человек, три года не ви­ девший соли, не мог , ничего есть из «польских, русских, малорусских» куша­ ний. Польский беллетрист с искренней теп­ лотой и сочувствием относится к корен­ ным обитателям края вечной мерзло­ ты — якутам. Он наделяет их добротой, сердечностью, участливым отношением к иноплеменным изгнанникам. Так, в рассказе «Пан Андрей» сердобольный якут обращает внимание ссыльного по­ ляка на то, что у него «нос помирает» (обморожен). И там же якут вообще ха­ рактеризуется как «никогда не только не убивающий, но и не бьющий не толь­ ко человека, но даже и свою скотину и свою лошадь». Произведения Шиманского в русских переводах были широко известны в Рос­ сии с 80-х годов. Их охотно печатали русские журналы и газеты. Публикова­ лись они в специальных сибирских из­ даниях. Рассказы Шиманского дают яркое представление о безрадостной и безыс­ ходной жизни ссыльных в Сибири. Они относятся к числу первых произведений польских ссыльных, посвященных Сиби­ ри. Эти рассказы отвечали запросам польского читателя того времени, ждав­ шего правдивых изображений далекой суровой страны, где уже погибло и еще томилось столько лучших сынов Поль­ ши. Сочувственный отклик находили картины и образы Шиманского и у рус­ ского читателя, которому тема каторги и ссылки была близка. Интерес к этой те­ ме у русской публики был воспитан Ф. Достоевским («Записки из Мертвого дома»), П. Якубовичем («В мире отвер­ женных»), сибирскими рассказами В. Ко­ роленко, С. Елпатьевского и других. Таким образом, хотя жизнь в сибир­ ской ссылке и была для Адама Шиман­ ского невыносимо тяжелой, можно ска­ зать, что именно Сибирь сделала его писателем, известным польскому и рус­ скому народу.