Сибирские огни, 1976, №11

мента, когда он встанет в строй, пойдет туда, где гремят бои, где находится сей­ час его отец. Но это будет еще через не­ сколько месяцев, а пока Борис, как и многие его сверстники, также ждущие своего часа, работает токарем на заво­ де. Работа, естественно, нелегкая, как нелегка и сама жизнь в тылу на мизер­ ном пайке, в тесной комнатенке, где жи­ вет еще целая семья эвакуированных. Этот тыловой быт выписан у В. Конья- кова во всей его страшной «конкретно­ сти», с такими деталями и подробностя­ ми, которые выдумать невозможно, которые берутся только из памяти не­ когда потрясенной однажды и навеки... Кстати, во второй повести В. Коньяков проявил себя превосходным бытописа­ телем, именно здесь у него в полной ме­ ре обнаружилась та зоркость глаза, та художническая скрупулезность, которая составляет едва ли не самую яркую грань его дарования. «Не прячьте скрип­ ки в футляры» выгодно отличается от первой повести своей бытовой «факту­ рой», сочной живописностью. Если в «Цвете солнечных бликов» В. Коньяков был еще скуповат на краски, ограничи­ вался зачастую наброском, эскизом, то в «Скрипках...» уже появляются закон­ ченные картины. Автору прежде всего удается показать — в движении, в пре­ дельном напряжении — жизнь большого заводского коллектива, где все подчине­ но «заказам войны», где люди каждый день выстаивают за станками по две- надцать-четырнадцать часов. При этом писатель не просто фиксирует людей на рабочих местах, не просто сообщает об их успехах и достижениях, но пишет именно^ судьбы человеческие, держит каждый персонаж «под прицелом», раз­ мещает его на своем полотне так, что он виден читателю отовсюду. “Трудно понять женщин. То они одержимы работой. За смену ни разу не отойдут от станка, неумело ударяют железными обрубками по стер­ жню, выставленному из патрона, что­ бы тот не «бил». Как заговоренные, не поднимут глаз от резца, озабоченно соб­ ранные. Тогда, наверное, они ничего не помнят вокруг, не чувствуют, кроме от­ полированной тяжести суппорта. И толь­ ко досада на лице, если вдруг захлопает надорванный ремень на ступенчатом шкиве. А то закончится обеденный перерыв, провоет сирена, а они как сидели ря­ дышком, так и сидят. Даже не шевель­ нутся. Прижмутся одна к другой и пока­ чиваются. Ленка, так та положит свою голову кому-нибудь на плечо и может не шевелиться целый час. Смотрит в одну точку. Приспустит ресницы и так думает о чем-то. И главное — не спит». «Как-то собрались в конторке меха­ нического цеха мужчины. Неизвестно почему. Или они выпили, или тому бы­ ла другая причина, но они пели. Вместо масляного лязга станков, вмес­ то глухого звона железа в цехе слыша­ лась песня. Мужчины пели. Пели не как пьяные, что изо всей силы орут кому-то, а пели себе. Спокойно. Не надрываясь. И слов было не разобрать, и непонятно, что это была за песня. Так лес шумит. Был обеденный перерыв. Дощатая сте­ на конторки начальника цеха смягчала голоса. Валя Огородникова сидела за партой, и не было в ее глазах бесшабашной на­ смешливости. Как же я люблю, когда поют муж­ чины, задумчиво произнесла она.— Ка­ кая сила в них. Насколько же они лучше нас, женщин! Строже... И... чище. Мы-то знаем, за что их любить». Таких точных, психологически насы­ щенных эпизодов и сцен в повести не­ мало; они своего рода «широкий экран», на который очень четко проектируются личность и судьба главного героя. Борис Лебедев — не мальчик уже, но еще и не юноша, живущий, с одной сто­ роны, теми же нуждами и невзгодами что и все окружающие, а с другой,— вы­ нашивающий в себе и свои, тайные, «ле­ бедевские» мечты и помыслы. Заметно возросшее литературное мастерство поз­ волило В. Коньякову очень верно решить сложную художественную задачу — по­ казать процесс формирования молодого человека в условиях чрезвычайны х. По сути дела, история Бориса Лебедева — это как бы предисловие к подвигу. По многим произведениям литературы и кино мы хорошо знаем, сколь достойно и мужественно вели себя в годы войны ребята, вставшие прямо со школьной скамьи либо в строй, либо к станку. Знаем и истоки этого мужества: здесь и влияние школы, и всеобщая атмосфера героизма и трудового подъема, в кото­ рой росло молодое поколение, и живые вдохновляющие примеры этого героиз­ ма — Чапаев, Котовский, Теодор Нетте, Стаханов... Однако не всегда путь к под­ вигу проходил под этими священными именами, и не всегда подросток брал себе в кумиры героев гражданской вой­ ны и первых пятилеток. Были и другие влияния, другие «стихии», что и показал нам В. Коньяков на примере главного героя своей повести. Нет, Борис вовсе не испорченный парень, тем более никакой не потенциальный преступник. Он Добр и отзывчив, на работе трудится наравне со всеми; правда, бывает порой несдер­ жан и резок, но это уже от лукавого, от «переходного возраста». Словом, ни­ каких особо тревожных симптомов в его поведении не наблюдается. И все же то­ варищи по цеху, в первую очередь стар­ шие, нет-нет да и пристально взглянут на него, точно пытаются определить, че­ го же на самом деле стоит этот ерши­ стый, не по годам возмужавший парень. И не зря: в Борисе чувствуется какая-то внутренняя неуравновешенность; его убеждения, по большей части книжные, добытые чисто умозрительным путем, не подверглись еще проверке жизнью’ не получили закалки. Так в повести возникает главный кон­ фликт — борьба Бориса Лебедева с