Сибирские огни, 1976, №11

лет: военное детство, армия, участие в войне с Японией... Многое от этого жиз­ ненного опыта и перешло к герою по­ вести Виктору Губареву, простому де­ ревенскому парню, поступившему после демобилизации в художественное учи­ лище. Муки творчества и муки первой люб­ ви, настойчивые поиски своей темы в искусстве и своего места в жизни — вот главные испытания героя, главные мо­ тивы повести, мотивы, не раз, в общем- то, звучавшие в нашей «молодой» литературе. Читая «Цвет солнечных бли­ ков», сразу вспоминаешь «исповедаль­ ную» прозу 50-х — 60-х годов. Рассказ у В. Коньякова ведется от пер­ вого лица, в мягких, доверительных ин­ тонациях; в поступках и делах героя, как было отмечено, многое от биографии автора, да и сам сюжет, в особенности «любовная линия», во многом совпада­ ет с той траекторией, по которой, разви­ валось действие во многих произведе­ ниях «исповедальной» прозы. И всего проще было бы вписать «Цвет солнеч­ ных бликов» в один ряд с повестями A. Гладилина, В. Аксенова, В. Амлин- ского и других основоположников «испо­ ведальной» литературы и в этом ряду ее рассмотреть. Однако первая повесть B. Коньякова соприкасалась с ними лишь в нескольких точках, внутренне же она во многом отличалась от произ­ ведений этой «волны», даже в чем-то полемизировала с ними. Прежде всего необычным, нетипичным для повестей- исповедей того времени был сам герой- рассказчик В. Коньякова. Как мы пом­ ним, все «звездные мальчики» (этот тер­ мин пошел с легкой руки В. Аксенова) были зелеными юнцами, только-только вступавшими в самостоятельную жизнь. Кроме школьной скамьи да прописных истин, усвоенных вполуха, вполглаза во время сидения на этой скамье, у них за душою ничего не было. И в этой неопыт­ ности заключилась и их слабость, и их привлекательность. Герои «в виду чи­ тателя» познавали жизнь, набивали пер­ вые мозоли и получали первые шишки, по-детски отчаивались и в то же время уже по-мужски проявляли характер, учились переносить невзгоды, выстаи­ вать под ударами судьбы; причем это познание жизни сопровождалось нередко переоценкой ценностей, попыткой пере­ смотреть многое из того, «чему учили в школе», что вносило в отдельные про­ изведения некую даже струю нигилизма. В. Коньяков, напротив, вкладывает повествование в уста человека умудрен­ ного, хлебнувшего лиха, успевшего на­ бить не одну мозоль, получившего не один суровый урок от жизни. Виктор Губарев прямо противостоит «звездным мальчикам» -(а таковые, кстати сказать, непосредственно присутствуют в повести в лице студента университета Олега и его друзей) всем своим жизненным опы­ том, складом души, своей угловатостью и застенчивостью, наконец, своими взглядами и убеждениями. «Олег со своими друзьями однажды был у нас в училище на студенческой выставке. Их привела Лилька. Особняком, они обходили зал, много­ значительно улыбаясь. Я тогда вечером пришел к Лильке, они все были у нее и спорили о выставке. Олег расхаживал по комнате. — Тот парень, что написал минера у рогатой мины на воде,— пожалуй, моло­ дец. Настороженность чувствуется даже в руках. Но ведь — не ново! Опять дояр­ ки, колхозные девки, старики в длинных рубахах! Ими заполнены все наши вы­ ставочные залы!.. — Ну и в чем вы не согласны с Губаревым? Или мой вопрос был неожидан, или то, как я сказал это, заставило всех повер­ нуться ко мне. Из черных Лилькиных глаз исчезла улыбка. — В чем? — удивленно сказал мне Олег.— В том, что ваши Губаревы пре­ подносят тысячу раз опробованное на вкус. Пусть я высказываю прописные истины. Но ведь настоящее искусство требует действительно новых форм. Только в таком случае оно движется...» Собственно, эти споры о путях разви­ тия современного изобразительного ис­ кусства и составляют один из главных конфликтов повести. Большинство ее героев — студенты художественного учи­ лища, и азы живописи постигаются ими в трудное, переходное для нашего искус­ ства время. То было время, когда вы­ ставки действительно были завалены картинами-плакатами, изображавшими несгибаемых, не пасующих ни перед ка­ кими трудностями героев-передовиков. Но такая живопись уже не устраивала ни зрителей, ни самих художников, рож­ дала брожение среди творческой интел­ лигенции, рождала даже определенный протест. Только протест этот принимал разные формы, выражался в зависимо­ сти от взглядов, убеждений, от понима­ ния задач, стоящих перед современным искусством. Олег и его «единомышленни­ ки», издеваясь над казенщиной и пла- катностью, вообще зачеркивают всю современную советскую живопись. Виктор тоже не удовлетворен совре­ менной живописью, однако еще большую неприязнь вызывает у него «нигилизм» Олега и его подпевал, откровенный ци­ низм этих доморощенных критиков. Вот где пригодились герою его многотрудный жизненный опыт, его связь с землей, его здоровая, крестьянская «закваска». Еще в далеком детстве Виктор полу­ чил наглядный урок от своего деда. Од­ нажды, когда мальчик сидел и что-то рисовал в альбоме, к нему подошел дед, «взял карандаш и какими-то рваными штрихами набросал коня. Линии не схо­ дились одна в одну, хвост был оторван, а резко разбросанные ноги не дори­ сованы. Меня удивило движение этого несо­ вершенного, недоделанного, как мне ка­ залось, коня, но не понравилась его не