Сибирские огни, 1976, №11

И, конечно, к концу декабря он не по­ правился. Только массированное приме­ нение медикаментов на несколько дней облегчало его положение. И работать он в то время совершенно не мог, не до того было. Однако Шмидт поверил, что на этот раз заболел случайно и ненадолго. Он надеялся вскоре снова засесть за космо­ гонию и главную беду видел в том, что не захватил из дома многих нужных ему материалов. Он — сперва полунамеками, исподволь, а потом откровенно — стал уговаривать жену, чтобы она съездила в Москву за книгами. Ирина Владимиров­ на под разными предлогами уклонялась от ответа. Но Шмидт становился все бо­ лее настойчив. Она решила посовето­ ваться с врачами. И неожиданно для себя услышала, что медики ничего про­ тив ее поездки не имеют. Более того — они сказали: неплохо, если бы Ирине Владимировне удалось достать в столице редкое по тем временам лекарство, ко­ торого в санатории не было. И еще — с ней они хотели передать письмо профес­ сору Рубинштейну, надо обсудить неко­ торые детали лечения. Что же до больно­ го — то о нем нечего беспокоиться: на время ее отсутствия закрепят за Шмид­ том постоянную сиделку, да и врачи бу­ дут почаще к нему наведываться. Делать было нечего — она собралась в дорогу. Но весь путь в машине до Сим­ ферополя тревожное предчувствие не оставляло ее. В поезде ей стало совсем не по себе. Повинуясь какому-то неясно­ му чувству, она вскрыла конверт и стала читать письмо санаторных врачей про­ фессору Рубинштейну. Врачи писали, что положение Шмидта угрожающее. На­ дежды на благополучный исход почти нет. Крымская зима при новой болезни ему не на пользу. Но увозить его опасно, ибо на этот раз совершенно не вызывает сомнения, что дороги ему не перенести. ...С танцплощадки доносились звуки ненавистного фокстрота и старательное шарканье по асфальту нескольких де­ сятков ног. Когда пришел начальник са­ натория Александр Александрович Се­ ливанов, Шмидт сказал ему, что так старательно танцевать могут только ча­ хоточные. Селиванов, в недавнем про­ шлом судовой врач на Балтике, плотный, коренастый, светловолосый — весь опти­ мизм и здоровье, расхохотался, обнажив два ряда жемчужных зубов. За несколько месяцев в Ялте они по­ дружились. — Фокстротов я давно терпеть не мо­ гу — с Арктики. В двадцать девятом го­ ду на «Седове» их играл патефон зимов­ щиков. И меня это очень раздражало. Понимаете, вековое молчание льдов раз­ рушает дешевенький фокстрот. В других условиях он может звучать и не так противно. Но там слишком большой контраст. И надо быть бревном, чтобы не почувствовать. Дыхание Шмидта прерывалось. Он на­ чал терять сознание. Селиванов срочно вызвал медсестру. Сделали укол. Вскоре дыхание стало ровным. Шмидт заснул. Селиванов строго наказал сиделке, чтобы его позвали, если возникнет любой тре­ вожный симптом. Ночь Шмидт провел спокойно. Утром он выглядел немного лучше. Начальник санатория, войдя к нему, бодро спросил: — Ну, чем занимаемся? Шмидт отвечал: — Думаю. — Все опять космогония? — Нет, перебирал свою жизнь. Вер­ нее — наиболее яркие ее эпизоды. — Зачем? — спросил Селиванов. — Хотелось понять, что обо мне будут вспоминать, если я завтра умру.' Про космогонию не вспомнят, она еще не до­ ведена до ума. Селиванов улыбнулся, замахал рукой, но вдруг сам как бы увидел себя со сто­ роны: неискреннее профессиональное бодрячество. Бледное лицо Шмидта ясно выражало, что и он ощущал в его пове­ дении фальшь. — Только не пытайтесь меня уверить, что завтра я не могу умереть,— сказал Шмидт.—Мы же с вами моряки, давай­ те лучше поговорим о более важном. — О чем же? — опросил Селиванов. — О том эпизоде из моей жизни, кото­ рый обязательно будут вспоминать. — Что вы имеете в виду? — Конечно, экспедицию на полюс. — На полюс? — Ну да, ее-то, думаю, не забудут. ; О кончание Следует 11. Сибирские огни № 11.