Сибирские огни, 1976, №11

ся ситуация позволяет, наконец, взяться за ту проблему, к работе над которой он подступался уже в течение двух десяти­ летий,— космогонию, проблему проис­ хождения Земли и планет солнечной си­ стемы. Это был новый крутой поворот в его судьбе. Шмидт вошел в космогонию не с пу­ стыми руками, кое-какие предположе­ ния и догадки уже давно брезжили в его мозгу. Они не могли облечься в чет­ кие идеи, потому что долгие годы он не имел возможности всерьез заняться кос­ могонией. Но в апреле 1942 года такая возможность появилась. А уже не раз отмечалось, что Шмидт умел как бы прессовать время своей жизни, постигая за считанные месяцы то, на что у дру­ гих уходили годы и даже десятилетия. Таким же методом он входил и в космо­ гонию. Весь арсенал приемов осмысления фактов, все отработанные многими года­ ми типично его —шмидтовские— ходы мышления, весь свой организаторский талант и опыт применил он, чтобы на­ чать массированный штурм космогони­ ческих проблем. И первые результаты штурма сказа­ лись всего через полтора года. Уже в но­ ябре 1943 года на заседании ученых со­ ветов Института теоретической геофизи­ ки и Астрономического института Шмидт делает доклады о разрабатываемой им новой теории происхождения Земли. Однако, как бы ни упирали на удиви­ тельную работоспособность Шмидта, его умение буквально на лету схватывать неведомые прежде идеи, на оригиналь­ ность его мышления, тонкость интуиции и талантливость натуры, столь быстрый успех в новой сфере может показаться чудом, а серьезные люди давно уже не верят в чудеса. И все же серьезные люди в данном случае не правы. Ибо им представляется, что познание может двигаться вперед одним-единственным методом: ученый собирает горы (целые Монбланы) фак­ тов, а потом из этих гор чуть ли не сама собой вытекает идея, которая и будет законом природы. Такой ход познания, в общем-то, существует, но он далеко не единственный и даже вряд ли может быть признан основным. Извилистые до­ роги мысли, пути к достижению тайн мироздания гораздо сложнее и насчиты­ вают бесконечное множество вариантов. Ведь наука — это не скучный мир, где все определяют звонкие щелчки ариф­ мометров и компьютеров. Здесь играет огромную роль смелость или, как теперь принято говорить, «эвристичность» мыш­ ления, умение найти свой, часто неожи­ данный, ракурс, с которого общеизвест­ ные, даже поднадоевшие уже факты, вдруг обретают совершенно иной, неиз­ вестный прежде смысл. Альберт Эйнштейн однажды заметил, что наиболее крупные открытия чаще всего совершают «гениальные невежды», которые просто не знают «правил игры», хорошо известных маститым ученым, и потому поступают вопреки правилам — высказываются против как будто бы не- зыблемых основ, изобретают те самые «сумасшедшие» идеи, которые в наш век обрели особую ценность. (Недаром Нильс Бор однажды сказал своему коллеге, что предложенная им идея недостаточно су­ масшедшая, чтобы быть верной). Эти представления еще не укоренились в нашем сознании. Потому и самим сло­ вом — ученые — мы называем людей двух совершенно не схожих, даже про­ тивоположных типов. Первый — дейст­ вительно ученые, то есть люди, многому научившиеся, кладези знания, эрудиты, освоившие свод добытых предшественни­ ками истин, часто уточнившие очень важные детали в построениях своих учителей. Эти люди очень ценны, без них познание, в те наиболее длитель­ ные периоды, когда оно движется мед­ ленно, шаг за шагом — без катаклизмов и рывков, — просто не могло бы разви­ ваться. Второй тип — это «гениальные невеж­ ды», взрывники, первооткрыватели, со­ крушители основ. От них мало проку в спокойные периоды развития науки. Но в те дни, когда необходима коренная ломка, когда выстроенное медленным и кропотливым трудом здание вроде бы неоспоримой теории дает трещину под напором новых фактов и надо возводить новое, в котором прежнее займет скром­ ное место одного крыла, флигеля, а то и вовсе беседки, на этих «невежд» — все надежды. В космогонию Шмидт ворвался имен­ но как «гениальный невежда». И огром­ ным его везением было то, что именно в этой науке, именно в этот момент остро требовался именно такой бунтующий мозг. Случилось так — как раз к середи­ не сороковых годов факты безжалостно разрушили одно за другим изящные, да­ же ажурные строения космогонических гипотез, прежде поражавшие своей логи­ ческой безупречностью и стройностью. Нужен был принципиально новый, нетри­ виальный, неожиданный, «сумасшедший» взгляд на проблему. Только он и мог стать фундаментом для нового сооруже­ ния. А большинство космогонистов пы­ тались представить себе некоторые де­ тали и частности картины, не имея об­ щей конструктивной идеи. Но ведь это все равно, что рисовать капители колонн, когда еще нет общего проекта здания и даже неизвестно, будет ли в нем колон­ нада. Шмидт начал с фундамента. Почти все его непосредственные предшественники считали, что планеты солнечной системы возникали из первоначальных раскален­ ных газовых сгустков. Правда, к середи­ не сороковых годов было доказано, что такие сгустки не уплотнялись бы в даль­ нейшем, а рассеивались. Однако космо- гонисты пытались найти или, вернее, подобрать такие гипотетические условия,