Сибирские огни, 1976, №11

И он действительно не болел. Хотя много раз во время походов «Седова» и сквозного плавания «Сибирякова» за­ мерзал на ветру, падал в холодную во­ ду. Правда, челюскинской эпопеи легкие не выдержали. Целых полгода тогда по­ надобилось, чтобы прийти в себя. Но ведь выздоровел и как будто никаких последствий. Снова ходил Северным морским путем, летал в открытых самолетах, высаживался на поляр­ ный лед. Потом он был переброшен на другой пост и опять работал по двенадцать, по пятнадцать часов в сутки. Потом нача­ лась война, и уж вовсе было не до раз­ мышлений о здоровье. И ведь тянул, не болел еще целых десять лет после че­ люскинской льдины. А тут и не про­ мокал, и не мерз, но вдруг в 1944 году по целым месяцам держалась высокая тем­ пература. Врачи говорили — воспаления легких, одно за другим. Он глотал таб­ летки, пока не было сил, лежал в посте­ ли, но как только чувствовал, что уже может встать, вставал и работал. Осенью сорок пятого неожиданно открылось кровохарканье. Только после этого меди­ ки отменили свой прежний диагноз и догадались, что уже полтора года у него открытый туберкулезный процесс. Они сказали, что Шмидта надо как можно быстрее вывезти в Крым. Жена • Шмидта — Ирина Владимиров­ на — не на шутку встревожилась, особен­ но, когда знаменитый фтизиатр Г. Р. Рубинштейн высказался так: «Везти со­ вершенно необходимо, хотя все, что угод­ но может случиться и в Крыму, но если оставить его в Москве — летальный ис­ ход неизбежен». Шмидт об этом приговоре не знал. Правда, когда впервые стало известно, что у него туберкулез, он взял с жены клятву: она будет говорить ему все, что бы ни сказали врачи. Ирина Владими­ ровна слово свое выполняла далеко не всегда — только тогда, когда ничего страшного медицина не обещала. Врачам легко было прописывать Крым. Попасть туда первой послевоенной осенью, когда многие санатории были разрушены, а те, что уцелели, по боль­ шей части еще не работали, оказалось делом почти невозможным. Выручили военные моряки. Туберкулезный санато­ рий Военно-Морского Флота в Ялте к осени 1945 года уже открылся, туда и поехал Шмидт вместе с женой. От Симферополя до Ялты добирались на санаторной машине кружным путем— через Севастополь. Когда подъехали к бывшей городской границе, вдоль шоссе потянулись сплошные руины, искоре­ женные скелеты зданий. Шмидт до войны много раз бывал в Севастополе, очень его любил. И теперь с тоской глядел на мертвые, заваленные битым кирпичом улицы. Он, конечно, знал, как досталось Севастополю, но все же невозможно было представить, что этого великолепного города больше не существует. Жена вспомнила смешную историю, которая с ними произошла здесь в один из предвоенных приездов. Они отдыхали тогда в Форосе и поехали в Севастополь по каким-то мелким хозяйственным на­ добностям, захватив с собой в машину еще одну супружескую пару из их же санатория. Вчетвером зашли на базар. Женщины энергично двигались между рядами, а мужчины, занявшиеся бесе­ дой, слегка поотстали. Ирине Владими­ ровне приглянулись мягкие тапочки, ко­ торыми торговал в ларьке веселый и разбитной грек. Пока она их рассматри­ вала и примеряла, подошли мужчины. Шмидт пробурчал про тапочки что-то одобрительное. Ирина Владимировна уже отсчитала деньги. Но продавец вдруг выбежал из ларька, кинув на ходу: — Не торопись, подожди минутку. Пошушукавшись с другими ларечни­ ками, он скоро вернулся, неся в руках засаленную тетрадку. Ирина Владимировна снова протянула ему деньги, но грек отвел ее руку. — Очень спешишь, дорогая. Так те­ перь нельзя. Вот фамилию надо запи­ сать, кто купил,— и он раскрыл тетрадку. — Зачем фамилию? Продавец плутовато улыбнулся: — Сам не знаю. Фининспектор такой— требует. Ирина Владимировна удивленно пожа­ ла плечами и написала: Шмидт. Продавец глянул на фамилию и гром­ ко закричал: -г- Это он! Конечно, он! Я узнал! Нет ни у кого такой бороды! Во всем мире нет! Только у Шмидта. На крик со всех сторон сбежались лю­ ди. Шмидт оказался в тесном кольце. Они тоже что-то кричали, хлопали в ла­ доши и тянули к Шмидту руки. Вы­ рваться удалось не скоро. Ирина Вла­ димировна растерялась и забыла про свои тапочки. Но, когда они сквозь узкий людской коридор все же пробрались, наконец, к машине, перед капотом вдруг вырос взмыленный грек и замахал руками. Подскочив к дверце, он сунул в окно завернутый в газету пакет: — Вот, дорогая! Пусть будет в них удобно. Мой подарок жене Шмидта,— и он исчез в толпе. Теперь не было базара, не было города, да и полулежавший на сидении Шмидт мало походил на моложавого мужчину, каким он был в тот предвоенный год. Дорогу он перенес трудно, и в санаторий приехал полуживым. Да, многое изменилось всего за не­ сколько лет — и в стране, и в его жизни. Годы его славы, когда не было человека, не знавшего Шмидта, безвозвратно про­ шли. Страна пережила самую страшную в истории человечества войну. Совсем иные подвиги новых героев у всех на