Сибирские огни, 1976, №11

сжег бы радиостанцию и скомандовал: «На берег!» Он бросил бы женщин, де­ тей, стариков, а сам ушел бы. ...Мы так сделать не могли, и стоило это разъяснить людям, как все согласи­ лись, что сильные должны помочь сла­ бым и что все должны остаться на месте до конца. Путь движения на берег для нас был неприемлемым». В этом решении весь Шмидт! Его стиль мышления, его стиль жизни: уди­ вительное единство тончайшего анали­ тического расчета с незнающим границ благородством, душевной широтой. И ре­ шение, рожденное столь редко совмеща­ ющимися в одном человеке чертами личности, привело к созданию неизвест­ ного прежде в истории поселения людей в арктической пустыне, которое в газе­ тах всех стран мира в те дни именова­ лось «лагерем Шмидта», а иногда более возвышенно — «большевистской респуб­ ликой во льдах». Конечно, в том, что он твердо заявил: мы должны остаться,— сыграл роль и его уже многолетний арктический опыт (ведь был же случай в бухте Тихой, ког­ да, отправившись к острову по дрейфу­ ющему льду, он и его спутники чуть не поплатились за это жизнью), и уверен­ ность, что страна не оставит полярников в беде, и свойственная Шмидту трезвая оценка собственных сил» подсказавшая— он сможет устроить в этом ледовом ла­ гере тот ритм жизни, при котором люди не впадут в отчаяние, не предадутся то­ ске, а будут бороться. Ведь это так по­ том говорилось: все челюскинцы сразу поняли, что принятое решение единст­ венно верное, все согласились, все созна­ тельно и с полной отдачей сил выполня­ ли любое поручение. А на самом деле все это сложилось не сразу, не само со­ бой. Бодрый трудовой ритм жизни надо было ежедневно, ежечасно, ежеминутно поддерживать. Что же делали сто четыре человека на полярной льдине? Сперва обжива­ лись, строили лагерь, ставили палатки, налаживали весьма необычный быт. По­ том работали: вели ежедневные научные наблюдения в том секторе Арктики, о котором почти не было сведений; под­ держивали радиосвязь с большой зем­ лей; сооружали аэродромы — подвижки льдов регулярно ломали их, а они стро­ или новые; варили обеды, снимали фильм; выпускали стенную газету с кра­ сноречивым названием «Не сдадимся!» Словом, работали и жили так же, как любой трудовой коллектив в любом по­ селке или городе страны. В этом-то и было главное достижение Шмидта. Но они еще и учились. Вот что тогда потрясло весь мир! Сто четыре человека на краю гибели, среди полярных льдов слушают лекции, устраивают диспуты о весьма отвлеченных материях. Такое ка­ залось просто невероятным. И, конечно, было бы невероятным, если бы во главе ледовой республики не стоял Шмидт. Это он сумел увлечь товарищей по судь­ бе своим обостренным вечным желани­ ем знать все об окружающем мире, сво­ ей ненасытной жаждой познания, заста­ вившей его когда-то, в студенческие годы, составить список литературы, для изучения которой потребовалась бы ты­ сяча лет. И тут дело не в широте эрудиции, не в разносторонней образованности. Стрем­ ление познавать было вечной всепогло­ щающей страстью Шмидта, подчинившей себе все его помыслы и поступки. Эта страсть и действовала на людей. Мощ­ нейший эмоциональный заряд, шедший от Шмидта, перешибал все, даже вели­ чайший двигатель людских поступков — инстинкт самосохранения, боязнь за соб­ ственную жизнь. Заряд этот заставлял не думать о грозящей гибели, а с голо­ вой погружаться в тот поток новых идей, в который звал их за собою Шмидт. С чего все началось? С того, что Шмидт был всегда центром притяжения, тянувшим к себе людей, магнитом. С то­ го, что на льдине, как и в уютной кают- компании парохода, к нему стремились, общения с ним искали. В ледовом лагере это стремление при­ нимало своеобразную форму. Если Шмидт заходил в чью-нибудь палатку, сюда набивалось такое множество лю­ дей, что палатка начинала походить на мешок с арбузами, и брезентовые стены трещали под напором множества чело­ веческих тел. Они стремились к обще­ нию с ним, но волей-неволей шире, ак­ тивнее, глубже, душевней общались друг с другом, а это не позволяло замыкаться в себе, оплакивать наедине свою траги­ ческую судьбу. Полярная льдина обернулась для мно­ гих челюскинцев — опять же благодаря Шмидту — ценнейшим душевным обре­ тением. Они всем существом своим по­ чувствовали (именно почувствовали — не просто умом поняли) ту мудрую истину, которую позднее четко и афористично сформулировал французский летчик Сент-Экзюпери, сказавший, что высшая радость бытия — человеческое общение. Они ощутили, как много значит посто­ янное дружеское единение людей, ко­ нечно, разных — и это прекрасно, что разных,— ведь каждый по-своему непов­ торим. Они начинали от этого больше уважать и себя, и друг друга, они пере­ ставали быть просто ста четырьмя от­ дельными человеческими единицами, терпящими бедствие, а сплачивались в единый монолит. Однако — вечная проблема — душев­ ный порыв, страсть к единению вступа­ ли в острое противоречие с физической реальностью бытия. И прежде всего с размерами палаток, которые были бре­ зентовыми, а не резиновыми. А потому ни одна из них никак не могла вместить сразу всех граждан ледовой республики. Но и тут нашелся выход. В те роковые минуты, когда разрезанный льдиной «Челюскин» уходил под воду, по указа-