Сибирские огни, 1976, №11

Протянет: «Пи-ить!» — и вроде смолкнет, но Через минуту вновь свистит печально. Реал вздыхал. Все было, как в кино,— Волнующе до слез и нереально. ■к * * Опять ведет меня дорога В мирящийся морозный день, К избушке той, где у порога Свернулась лайка, как пельмень. Я знаю: лайка не залает. Скучая во дворе пустом, Ока лежит и чуть виляет В колечко согнутым хвостом. В избе не слышится ни звука. Раскрыта дверь, настыла печь. Хозяин в Томск уехал к внукам, Собаке — нечего стеречь. А ей все чудится, что вот он: Печь растопил и пьет рассол, И пахнет табаком и потом, И на полу лежит мосол. Как объяснить ей, что не мог он Ее с собою взять туда. Где батареи возле окон. Паркет, горячая вода! Она ж ему не изменила. Все ждет его который день. Промерзли стены. Печь настыла. Свернулась лайка, как пельмень. * * * Старый домик Большую сосульку сосет, Как конфету. Тут когда-то работал Приличный фотограф-еврей. Только дверь открывали — И, в знак уваженья к клиенту. Сыпал трелью веселой Литой бубенец у дверей. ; Мастер был молчаливым, А нос его, Схожий со сливой. Был огромным, Наверно, Мешал наводить аппарат.