Сибирские огни, 1976, №10

ний инфаркт... в тридцать лет.— Она вздохнула и замолчала.— Между прочим, ты чем-то на него похож: фигурой, лицом, даже голосом... Вздохнув, она замолчала, невидяще смотрела на озеро. О, эти вос­ поминания, особенно у женщин! Вот ОН сейчас перед ней — далекий, сверкающий, непогрешимый Первый Мужчина и Муж. Неуловимый призрак, бесплотная тень. Его не отбреешь, как этого чубатого; иди по- сражайся с ним, когда он блистает своим отсутствием и, как разбойник, внезапно налетает из тьмы, когда он живет в ее сердце! Разве он может когда-нибудь надоесть? — ...Словом, ты выходила его, и вы соединились, да? Как мило! — Не смейся, пожалуйста, и не ехидничай. Я его очень любила.., — Допустим... Где же он сейчас? — Он умер три года назад...— уже как-то сухо и ожесточенно отве­ тила она. На миг Володька замер, как от удара. — Прости, я не знал... я понимаю... ...Она говорила серьезно, грустно, неторопливо; видно было — ей и больно и, тем не менее, хочется говорить об этом, хочется в который раз поделиться своим бабьим горем, чтобы еще хоть малость освободить­ ся от него. — ...Я любила его, я представить себе никого не могла на его ме­ сте, и он это знал... По-моему, в последнее время он просто был болен и не мог бросить пить. — Однако... ты именно тогда ушла к матери,— вдруг встрепенулся Володька и глянул на нее сбоку.— Человек перестал работать, явно гиб­ нет, а ты бросила его в самый критический момент? — О боже! Но пойми, что я больше не могла, не могла! Я сама до­ шла до сердечных приступов, а ведь надо было думать и о ребенке! Ме­ ня почти насильно увела мама... — И на прощание, конечно, ты заявила ему, что уходишь навсегда, пусть живет один... и все такое? — Да, я сказала ему так. И мама тоже. — Разумеется, уж тут-то вы спелись! — с внезапной злостью сказал Володька («Вот вам и сверхдоброта!»).— Ты же была здорова, хотя и беременна, а он явно болен, ты знала это лучше других... И все же бро­ сила в самый тяжелый момент, бросила «самого любимого, самого доро­ гого!» А кто знает, продержись ты еще неделю, месяц, потерпи, поборись за него, роди ему ребенка... В конце концов, ну вызови милицию, врачей и сдай его на лечение, но... только не бросай одного... — Господи, оставь меня, пожалуйста, в покое... Она резко отвернулась, припала лицом к скамейке и вдруг распла­ калась — горько, безутешно, беспомощно. Володька молча налил себе, выпил. Ясно, попал в точку, сама она прекрасно знает это и сотни раз казнила, проклинала себя... И он уже жалел ее, ругал себя — ну чего прицепился к женщине, словно чугунный моралист? Д а провались они, эти алкаши! Иди спасай их, если сами себя не жалеют. Он обнял ее, начал успокаивать. — Ну, хватит, хватит... Я нагородил чушь, ты не виновата. Кто его спасет, если сам себя губит? Успокойся... Глотни вот лучше из ста­ канчика... за него, чтобы пухом была земля. Так уж, значит, ему на роду написано. Ну хватит, Вера, сколько в тебе их, слез -то?— уже сильнее тряхнул он ее за плечи.— Выпей, легче будет. Ведь на могилах всегда пьют! — Да? — От этих неожиданных слов она как бы очнулась, замолк­ ла, по-детски вытерла глаза рукой и послушно в зяла стаканчик. Помед­ лила, вновь по-детски всхлипнула. 7. Сибирские огни № 10.