Сибирские огни, 1976, №10
Вымахав под сто восемьдесят сантиметров, имея живой характер и столько талантов, пользовался у девчонок успехом и провожал со школьных вечеров сегодня одну, завтра — другую. По нему уже вздыха ли, а он на упреки отца — «Смотри, юбками не увлекайся, они дове дут!»— лишь посмеивался: «Ништяк! Я ведь ничего плохого... Просто потанцевать, поболтать. А чего их бояться? Сами на дамский пригла шают...» Жилось Володьке привольно. Мать души в нем не чаяла, а отец, вечно занятый работой, следил лишь за тем, чтобы сын не переступал известных границ: не пил, не курил, не хулиганил и, главное, хорошо учился. Играючи Володька поступил и в лесотехнический институт. Сессии, книги, шахматы, футбол, танцы, игра в институтском оркестре захватили его без остатка, наполнили жизнь до краев. И везде он легко поддержи вал шаталовскую марку: был одним из первых, самых заметных. Ему все удавалось, его хвалили, поощряли, ставили в пример, прочили бле стящую будущность. Играючи он и женился, с ходу, не слушая никого, на одной из пер вых красавиц института, на солистке студенческого хора Гале Орбачев- ской. Приехал с ней домой на зимние каникулы «за благословением»; отец его, Степан Афанасьевич, мрачновато-скептически понаблюдал за Галей. Как бы изучив ее всю, от модных белых туфель и оголенных ко ленок до пышных каштановых волос и огромных, чуть навыкате, голу бых глаз, отец вдруг, вроде ни с того ни с чего, заявил: — Спешишь, Вовка! Неделю ее знаешь и уже — в загс? Доучился бы, обождал, присмотрелся... — А чего присматриваться, отец? — весело ответил Володька (р а з говор происходил на кухне, куда они вышли от застолья покурить).— Характер хороший, веселая... А как поет, слышал? — Ты в душу, в душу ей загляни, а не «как поет». Я-то насквозь вижу эту солистку-вертихвостку. Голову в петлю суешь, Вовка. Попом ни мои слова! — Ну с чего ты взял? — возразил Володька.— Зачем так грубо? Девчонке всего-то девятнадцать. Она вся как на ладони, а ты — верти хвостка! — Сам ты, как я погляжу, весь на ладони! Мотыльком по жизни порхать начинаешь! — Ну, понеслась душа в рай! У тебя всегда сын хуже всех: не ува ж ает старшее поколение, над всем смеется, знает лишь танцы-шманцы и вообще — отъявленный стиляга, поп-артист, длинноволосый негодяй! Так? Старо, отец, давно старо. Сейчас — новый век, темпы, размах. Сей час и женятся не в два года, а в два дня. На З ападе вон вообще — сек суальная революция... — Что-о-о? — Ошарашенный Степан Афанасьевич как будто расте рялся.— Вон ты куда!.. Мы делали социалистическую революцию, а вы, значит, сексуальную? Лихо, лихо! Откуда эта гниль? Вокруг ваше го оркестра, поди, шарашка модная завелась? Голые при свете тан цуете? — Ты что, отец...— смутился было Володька, но Степан Афанасье вич уже врезал по столу кулаком: — Запомни: если еще услышу про сексуальную революцию, лично за шиворот выволоку из института и загоню года на три в тайгу. На ле соповал, сучки рубить! И все маги, и фуги, и джинсы, и корочки на плат форме дотла сожгу, да космы твои остригу! Ты смотри... Дозрел на городской свободе, вертихвост!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2