Сибирские огни, 1976, №10
но загнанное, надорванное сердце; и вот оно останавливалось, он яв ственно это слышал и со стоном вскидывался, звал сестру. Приходил дежурный врач, вынимал стетоскоп, читал историю болезни: «Это нервы, нервы у вас, дорогой. Сердце органически здорово, вот электрокардиограмма. Ничего с вами не случится, успокойтесь, по старайтесь уснуть». О, если бы Володька мог: «Успокоиться и уснуть!» Едва уходил врач, как перед Володькой вновь возникал хрипящий, выгибающийся в агонии Славик, сукровица из его рта и до жути реаль ный красный фонтанчик из шеи, а за этой картиной следовала вовсе уже невыносимая мысль: что и он, он, Володька, так же мог бы леж ать ря дом со Славиком и хрипеть, мучиться, умирать! И сердце его, точно связанное чуткой нитью с этой чудовищной кар тиной, вновь стучало ,-забивалось, он задыхался и снова звал врача... Так продолжалось несколько недель, но потом уколами сильнейше го снотворного его начали-таки усыплять на два-три часа- Вскоре при ступы ослабели, он стал понемногу спать сам, уравновесилось настрое ние, но большего врачи добиться не могли, выписался из больницы Шаталов совсем другим человеком — что-то в нем точно надломилось. Ему дали академический отпуск, врачи советовали уехать в дерев ню: «Вам нужен физический труд, природа,-свежий воздух. У вас, доро гой, истощились нервы. Не волнуйтесь, это поправимо». Конечно, врачи были правы; и послушайся он их, все бы, может, сложилось по-другому. Но он не поехал в деревню — не смог оставить свою ненаглядную Галю. Ведь он так ее любил, так к ней привязался! Он и до болезни чуть ревновал ее, но именно чуть, от избытка люб ви, и тогда он был уверен в себе; но сейчас, ослабевший, выбитый из ко леи, потрясенный, он начал ревновать ее все упорней и мучительней, буквально не находил себе места, когда она все чаще стала зад ерж и ваться «на репетициях» или «с подругой в кино»... Тащился за ней в ин ститут, выговаривал за опоздания. Естественно, ее это раздраж ало , она стала холоднее, молчаливее, иногдц была рада любому предлогу уйти из дома. Володька чувствовал, что бессилен, что теряет теперь и Галю, как потерял учебу, спорт и вообще все на свете. Снова участились те нервно-сердечные приступы, он почти перестал спать, есть и вскоре опять оказался в больнице. Теперь Галя приезж ала к нему реже, торопливо передавала переда чи и побыстрее стар ал ась уйти. Он равнодушно нес ее кульки в отделе ние и все больше замыкался в себе, мрачнел. Вскоре он не хотел видеть даже однокурсников из института: «Меня это утомляет. Ничего не надо, не волнуйтесь, я поправлюсь сам. Спасибо за все». Наконец, Галя написала матери. Та и до этого однажды приезж ала, ходила по врачам , уговаривала Володьку вернуться в деревню — он упорно отказывался- На этот раз мать, приехав, пришла в ужас, распла калась и заб р ал а сына домой, в леспромхозовский поселок, что находил ся в сотне километров от областного города. Было лето, июнь. Володька поселился на маленькой светлой веран де. И вот здесь-то, страдая по-прежнему от бессонницы, долгими, одино кими ночами он и довершил ту давнюю, возникшую еще в больнице, мучительную работу мысли. ...Только ли нелепый случай — нападение бандитов — виноват в этом ужасном крахе? ...Жил и учился с детства он как бы играючи: все хватал на лету, математические задачи «щелкал, как орехи», запоем читал, лихо гонял футбол, играл на аккордеоне в леспромхозовском оркестре. Короче, как сказал Серега Родин, был действительно этаким поселковым вундер киндом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2