Сибирские огни, 1976, №10
— Папа всех нас притащил с собой — у монголов нынче белый ме сяц. Отец з анят делом, а я развлекаюсь. И должен сказать, господин Дунаев, нахожу в этой песчаной Венеции много примечательного.' Я ib совершенном восторге... Бывали ли вы в «Голубом лотосе» у Фын-чея? — Бывал ,1— меланхолически махнул рукой Евлаха. — Сделайте милость, пойдемте со мной, чтобы потом папа сильно не гневался, не один-де я был — в вашей компании. — Ну, коли уж приспичило, изволь, идем. Дунаеву нравился этот тридцатилетний повеса. Евлаха находил его достаточно умным,' рассудительным. «Подходящим мужем может стать для Антониды, а то засиделась дочка в девках-то». Зашли во двор ресторана «Голубой лотос», ярко освещенный фона рями. Открыв дверь, попали в низкий коридор. Из внутренних комнат доносилась тягучая, мяукающая музыка. Старик с длинной косой лю безно пригласил гостей, взял их шубы и с низким поклоном распахнул следующую дверь. Красный свет освещал разгоряченные лица посетите лей, маленькие столики, уставленные фаянсовой посудой, эстраду, на которой извивалась в танце не то японка, не то китаянка. Шелк, окуты вающий ее тоненькую фигуру, сливался с голубоватым дымом табака, кальяна и других благоухающих курений. Все пили, ели, орали. Завидя вошедших, какой-то бородач в красной шелковой рубахе с засученными рукавами , в расстегнутой жилетке крикнул: — Евлампий Кирсанович, прошу в нашу честну компанию! Это был знакомый Дунаеву купец. В руке он держал горячую бо- з у 1. По жилистой и волосатой руке его стекал жирный сок. Рядом с ним русские и китайцы длинными палочками ловко отправляли в рот ниточ ки лапши, пропитанные красным уксусом. Подсев к загулявшей компа нии, Евлаха с Ильей стали без разбора пить разные вина, есть острые, переперченные, китайские кушанья. Когда они уже были изрядно пьяны и все предметы и люди стали плавать как в тумане, к Евлахе подошел китаец в нарядном монголь ском малахае и потянул его в комнату рядом. Там на разостланных ков рах и подушках в странных позах полулежали мужчины с длинными трубками во рту, куря опий и гашиш. Евлаха с отвращением рассматри вал этих обессиленных пороком людей, их позеленевшие лица. — Экая мерзостная картина. Настоящие скоты! — со злобой плю нул он на пол. — Твоя курение не хочешь?— сказал сопровождавший его к и т а ец.— Это шанго2. Тогда пойдем дальше ... В других комнатах танцы. В зеркальных простенках отражаются тысячи трепетных огней от свечей в серебряных канделябрах- Музыку трудно разобрать: то слышен рояль, то скрипка. Мелькают черные фи гуры мужчин, обхвативших атласные станы декольтированных женщин, то вдруг под разудалую русскую гармонь ударится в пляс какой-нибудь купчина. К Евлахе подбегает ярко разодетая девица и предлагает ему с ней потанцевать. Евлаха непонимающе смотрит на нее, и ему кажется, что это Иванова жена — Машка голубцовская протягивает к .нему руки, приглашая на танец, и нагло улыбается. Евлаха брезгливо отстраняет ее, кричит в ярости: — Прочь! Прочь от меня, беспутная!.. Оглядываясь, не бежит ли она за ним, Евлаха выскакивает в прихо жую. В голове у него разноцветным вихрем мешаются пьяные ревущие люди с китайской росписью стен. Запахнув полы шубы, Евлаха долго бродит по ночному Май^ачену и успокаивается только тогда, когда о к а ' М о н г о л ь с к о е н а ц и о н а л ь н о е к у ш а н ь е . 2 Ш а н г о — хорошо.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2