Сибирские огни, 1976, №10
— Тоня! Тонька, очнись!.. Дом Дунаевых несколько дней напоминал растревоженный мура вейник. Лишь через неделю после похорон Прасковьи Петровны в доме водворился относительный порядок, не считая болезни Тони. У нее н а ч а лась жесточайшая лихорадка. Доктор сказал , что болезнь очень опасна и за благополучный исход он не ручается. А тем временем произошло еще одно событие, потрясшее не только семью Дунаевых, но и всю де ревню. Прошло немногим более .недели после похорон Прасковьи Пет ровны и приказчика, как однажды утром прибежал к Евлахе сосед и выпалил страшную весть: — Прасковью Петровну вырыли из могилы! Все знали, как пышно похоронили Дунаиху. Евлаха не пожалел де нег. Руки покойницы украсили золотым браслетом, драгоценным перст нем, на нее надели серьги, подаренные мужем в день свадьбы,— цены им не было. Ворот черного бархатного платья пристегнули брошью с жемчугом. Сейчас ничего этого на ней не было, л еж а л а Дунаиха в порванной станушке на куче могильной земли, рядом с перевернутым гробом. Евлаха выл волком, от ярости кусал руки. Вырыть мертвеца из могилы считалось величайшим позором для семьи покойного. В этом видели кару божью. По селу поползли слухи: — Наказывает бог Евлаху за тяжкие грехи! А дед Егор убеждал каждого: — Это Маньки голубцовской слезы Евлахе отливаются. Проклятие обратной стрелой в него же и летит. А Евлаха после вторичных похорон жены ожесточился, без просы пу запил, передав все дела новому приказчику Григорьеву. Но со време нем все вошло в колею. А через год, еще раз отслужив молебен по жене, Евлаха женился на дородной сорока летней вдове Ксении Семеновне. Войдя в дом, та быстро утвердилась хозяйкой. Вскоре стали присматривать невесту для младшего сына Мити. Н а шли хорошенькую девушку Катю, дочку крепкого цеженекого мужика. Долго не раздумывая, обвенчали молодых. Отвели им отдельную ком нату, и они зажили счастливо. Семнадцатилетнюю Катю все в доме по любили, полюбил ее и Евлаха за покорность и желание угодить ему. Она не то, что Машка голубцовская! Евлаха даже в мыслях не называл Машу невесткой, склонен был думать, что все беды происходят от нее. Когда от тяжелых дум становилось невмоготу, старший Дунаев бро сал все и уезжал в Маймачен, где предавался разгулу. Этот городок славился торговлей. Более двухсот лет назад построили его китайцы на монгольской территории у самой русской границы, возле Кяхты. Майма- ченские пиршества соединяли в себе раздольную русскую удаль и вос точную утонченность — это-то и влекло Евлаху в сказочный степной го род. После удачного торга кружила голову русская водка, веселила мон гольская ханшина, услаждали заморские вина. Разгорались азартные игры в карты и кости. Некоторые беспутные купчишки здесь напрочь проигрывали свое состояние. Вот и сейчас, закупив товары, Евлаха бродил по Маймачену. Ему ■нравились прямые и узенькие улицы городка, на которых толпились не высокие квадратные домики с плоскими крышами, белые круглые юр ты. Нравились цепочки разноцветных бумажных фонарей у ворот. На улице Евлаха столкнулся с сыном знакомого цакирского приис кателя. Тот радостно кинулся к Дунаеву. — Э-э, здорово, Илья! — воскликнул Евлаха.— На чужой сторо нушке рад своей воронушке. Илья Данилыч скалил в улыбке зубы, тряс руку Евлахе, торопли во рассказывал:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2