Сибирские огни, 1976, №10

А Твардовский действительно любил эти песни, и я сам не раз видел, как, плавно помавая широкой ладонью, он дирижирует в застолье дружеским хо­ ром, тянущим мелодию «Бродяги с Са­ халина» или «Славный Байкал», и сам поет с упоением. Тут, услышав замеча­ ние, он обмер, и я чуть не впервые уви­ дел: краснеет. Боже мой! Да как же я, в самом деле, мог такое написать!.. И теперь я понимаю, что с этого и на­ чалась правка. Немедленная. И вижу по экземпляру, что серьезнейшей передел­ ке подверглось не одно место. Может быть, вы еще что-нибудь ему сказали? — спрашиваю Дементьева. — Да нет, больше ничего не говорил. Но ведь известно, как он любил править самого себя. Известно. И очень даже. Один из ис­ следователей не посчитал себе за труд,— хотя представляю, какая это была ра­ бота! — и просмотрел 24 издания «Васи­ лия Теркина», появившихся примерно до 1952 года, и не нашел ни одного сход­ ного текста: всюду была самая разно­ образнейшая правка. А если бы продол­ жил работу, пошел дальше 1952 года, то и там бы кое-что новое обнаружил. Меж­ ду прочим, даже в «Страну Муравию», в собрании сочинений в 1966 году, был вставлен довольно большой кусок, хотя текст этой-то поэмы чуть ли не с перво­ го появления в 1936 году был канони­ ческим. Но вот понадобилось, почувство­ вал, что надо, и вставил,—через трид­ цать лет. Что говорить тогда о других поэмах! Совсем недавно я писал в «Во­ просах литературы» о творческой исто­ рии «Дома у дороги» и рассказывал, как Твардовский из четырех глав первона­ чального варианта поэмы, напечатанно­ го во фронтовой газете «Красноармей­ ская правда», умудрился оставить одну, разумеется, беспощадно разметав до то­ го все четыре главы на мелкие части, так что от них и помину не осталось,— разве лишь в подшивке газеты. А что было, пока писалась поэма «За далью — даль», — уму непостижимо! Хотите, на­ пример, знать, куда пропало у Твардов­ ского стихотворение «Сибирская зем­ ля»,—было такое, появилось в «Правде» в 1957 году, потом перепечатывалось в ряде сборников, потом исчезло... Вот оно: я выделю то, что все-таки от этого стихотворения осталось/ Кстати, оста­ лось тоже до поры до времени, потом то­ же претерпело изменения. . Тайга, река. Откосы гор. По хвойной тьм е — березы проседь. И все кругом — как бы укор Из давней давности доносит... Земля пробиты х в глуш ь путей И молодых огней и дымов... Стоп! Этой строки уже давно нет. Вместо нее: Несчетных верст и редких дымов. Лучше? Вряд ли нужно доказывать: намного лучше «И молодых огней и ды­ мов» — строка, явно забежавшая рань­ ше времени, из будущего или настояще­ го Сибири, потому что ведь дальше все о прошлом. Посмотрите, насколько уме­ стнее новая строка в общем контексте. Земля пробитых в глушь путей. Несчетных верст и редких дымов. Как мало знала ты людей. Кому была б землей родимой. Кому была бы той одной, Что с нами в радости и горе. Как юг. как степь душе иной. Поэт вписывает новую строку: «Как взморье с памятной волной», усиливая тем самым строфу: Как взморье с памятной волной, Как мне навек мое Загорье. Вписывает одну строку, но зато уж дальше безжалостно вымарывает так, будто идет сплошная рубка! Вылетает: Кто с детства эти берега Своими вымерял стопами. Кому была бы дорога, Мила до гроба эта память. Нет, где уж там! Скорей забы ть Места, где жизнь была задачей Тот срок отбыть иль рубль добыть И вспять податься — не иначе. Но одно четверостишие решил сохра­ нить, впрочем, тоже до времени: Недоброй славы край глухой. Закат над лиственничным бором. Уш ел тот век, настал другой. Но ты — все ты — с твоим укором. И снова беспощадно вымарывается: С твоей застывшею тоской, С угрюмой ревностью исконной К местам. сМанившим род людской Добром земли своей зеленой. Где воды тише и теплей. Леса светлей, доступней горы И под навесами аллей Цепочкой входит город в город: Где все углы заселены И поколеньями угреты, А до тебя, как до Луны Или еще какой планеты. К тебе к ак будто нет дорог И поездов обыкновенных. Хоть ты не так уж и далек От этих мест благословенных. Все выбрасывается, чтобы прочертить, провести необходимую и, увы, ошибоч­ ную мысль, которая,—придет срок,—са­ ма подвергнется решительному вымары­ ванию, та самая мысль о песне, которой Сибири недодано. К ней, к четкому вы­ ражению ее, и стремился поэт. Он меня­ ет строчку: Во много раз ты ближе стал, — на более осторожное и в то же время нужное для перехода: Хотя немного ближе стал С тех пор, как трассой проторенной Твой лес, твой уголь и металл Идут на запад утепленный. Но нужно скорее достичь необходимой мысли, и поэт укорачивает путь к ней, снова выбрасывая: