Сибирские огни, 1976, №10

стоту. Здесь, на Земле, ворочается, ки­ пит, стонет, кричит Жизнь... Зовут не­ утомимые перепела. Шуршат в траве змеи. Тихо исходят соком молодые бе­ резки». Прочел глуховатым голосом, покаш­ ливая, и без паузы, будто я собирался возражать, прокомментировал: — Скажете, что о ночном костре в по­ ле сто раз писали и в прошлом веке? Великие писали? Понимаю сам. Но Кузьма-то, учителев племянник, а дано все через него, мог именно так почувст­ вовать. В общем-то мне действительно хоте­ лось сказать, что написано лирично, эмоционально, но язык здесь какой-то все-таки не шукшинский, не своеобычно народный, однако его аргумент убедил меня. — Земля здесь, конечно, с заглавной буквы? —спросил я.— Ведь Кузьма ее на какой-то миг будто из космоса уви­ дел. Два угла зрения... — Во-во! — удовлетворенно подхватил он.—Значит, доходит. Но не только Зем­ ля, кстати сказать. Слово «Жизнь» тоже с большой буквы. Обязательно! А когда я сказал, что определение «гибельная» рядом с «теплая, мягкая», хотя и сообщает фразе хороший ритми­ ческий импульс, все же кажется мне именно для этого куска, для его настро­ ения, несколько нарочитым, искусствен­ ным, Василий Макарович коротко и рас­ серженно возразил: «Ну, это вы бросьте!» Но если это соображение он отбросил «наотмашь», даже не вступив в спор, то другое мое замечание опровергнул ар­ гументом убедительнейшим. Есть в этом большом эпизоде такая сценка. Кузьма замечает, что в стоящую под кустом зыбку ребенка заползла змея. Ни мате­ ри младенца, никого другого рядом нет. Кузьма опрометью кидается к зыбке, хватает змею за хвост и выбрасывает ее. Только после этого подбегает — вне себя от ужаса — мать... — Василий Макарович, знаете, мне это, ей-богу, напоминает те приемы воз­ действия, которые часто используются в индийских фильмах,— сказал я.—Не покажется ли змея в зыбке и читателю как бы цитатой оттуда? Чем-то приду­ манным специально для того, чтобы «вдарить по нервам»? Он досадливо бросил ручку на стол: — Да какой тут к шуту индийский фильм? При чем индийский фильм? Да это я сам, понимаете, сам! Когда паца­ ном еще был, как раз во время покоса это и произошло, вот этими вот рука­ ми,—он покачал перед собой ладони с расставленными пальцами, посмотрел на них,—вот этими руками выхватил из зыбки змею. Их же в наших местах в иное лето до черта появлялось. А вы... то вы дело говорите, то эка вас куда заки­ нуло! —уже улыбнулся он. Мне только и осталось — тоже с улыб­ кой —поднять руки и сказать: — Сдаюсь! Пошли дальше. Случалось, мы устраивали перерыв, заходили пообедать в кафе. Однажды еще за столом он сказал: — Что-то утомление дурацкое не про­ ходит, и голова немножко... давайте сна­ чала пройдемся, а потом уж в редакцию. Мы пересекли Красный проспект, Первомайский сквер, Советскую и мимо здания Дворца труда, где помещается теперь институт инженеров водного транспорта, вышли на своеобразный бульвар или сквер. Здесь, в этой части улицы Щетинкина, совсем рядом с цент­ ром города, всегда охватывает радостное и удивительное ощущение загородной тишины. И он это сразу заметил. Шли медленно, часто останавливались, рас­ сматривали деревья. — Нарочно, что ли, их так кто-то вы­ гибал да заштопоривал...—задумчиво го­ ворил Шукшин.— Глядите, ну ни одного же прямехонького! И туда наклоненные, и... да во все почти стороны. Интересно, ей-богу! Какое-то, понимаете, отрицание прямизны, что ли. Вот, дескать, вы там, в прочих садах и парках стройненькие растете, горделивые, высоченные, а мы тут —нате вам, какие фокусы выкома- риваем! — И ведь все разные, каждое по-сво­ ему выгнулось. Такие, правда, есть и в Первомайском, вы не обратили внима­ ния, но здесь все сплошь. — А я о чем и говорю-то,— усмехнул­ ся он.—И верно, что каждое по-своему. Я бы так сказал: личности, индивидуаль­ ности. А? И ведь кривули, загогулины, а окинешь взглядом, схватишь вместе,— красиво же, черт возьми! До чего же разнообразна природа... Как и жизнь, впрочем. И кто из них из двух, так ска­ жем, позаковыристей, это еще прики­ нуть надо. А я вот и теми любуюсь, ко­ торые стройные-то, могучие,— кедрами, корабельными соснами... — А кипарисы? Пирамидальные то­ поля? — Хороши, кто спарит? Красавцы. Но кедры мне милее. Милее! Алтай же...— вздохнул он.—Но ведь и этими чудика­ ми нельзя не любоваться! Вот в чем штука. Некоторое время мы шли молча, свер­ нули в сторону. Мне пришло в голову, что и в рассказах его немало «чудиков», людей странных, любящих выкидывать неожиданные «фокусы», и что при этом они нравственно чище и, в конечном счете, общественно полезнее, чем тот, кто при своей «правильности», на самом деле, социально пассивен, равнодушен, эгоистичен... Но сами эти ассоциации, аналогии показались мне примитивны­ ми, в обобщении, и неверными, и я искал слов поточнее. А Шукшин вдруг резко наклонился: — Бедняга! Это кто же тебя инвали­ дом сделал? Придавило, что ли, чем-то? Голуби, теснясь, подпрыгивая, взмахи­ вая на миг крыльями, клевали брошен­ ные кем-то крошки,. а один сизарь все