Сибирские огни, 1976, №10
вые возможности его артистического да рования — трагедийные. Вероятно не случайно, хотя и очень неожиданно, крупный исследователь творчества рус ских классиков Б. И. Бурсов пришел к убеждению, что именно Шукшин смо жет воплотить образ... Достоевского в художественно-биографическом фильме о великом писателе. Не имеем мы, к не счастью, возможности судить, что из этого получилось бы, да и согласился ли бы Василий Макарович на это предло жение. В большинстве же ролей он — вроде, бы просто «сам Шукшин», с его лицом, его непроизвольными жестами, его интонациями. И между тем —всюду убеждающе иной. Новая личность! Итак, человека, открывшего дверь на мой звонок, узнал я сразу. Приезжал и еще не однажды к нему домой, где по знакомился и с гостеприимной хозяй кой —Лидией Николаевной Федосеевой. Как еще далеко тогда было до их заме чательного «дуэта» в «Калине красной»! Встречались мы с Василием Макарови чем и в гостинице «Москва», где я тогда жил. Чаще беседовали вдвоем, раза два приходил приехавший вскоре Александр Иванович Смердов. Включалась в бесе ды и «начинающий» редактор издатель ства «Советский писатель» Э. Мороз — в данном случае отдельное издание го товилось «синхронно» с журнальной публикацией, а не позже, как бывает обычно. А теперь подумайте,— сколько же со зидательной, творческой, нервной да и просто физической энергии способен был излучать Шукшин: ведь он приез жал ко мне иной раз поздно вечером прямо с «Мосфильма», где шел монтаж и, кажется, еще павильонная досъемка некоторых эпизодов его первой, как по становщика, ленты «Живет такой па рень». Приезжал, еще полный режиссер ских и авторских соображений, связан ных с сюжетом, ритмом, построением картины, еще вновь и вновь анализиру ющий просмотренные кадры и их «сцеп ление». И требовалось переориентиро вать себя, переключить рычаг художе ственного воображения на совсем дру гой сюжет, иных героев, иную эпоху, психологическую атмосферу, ничем не схожую с той, вырваться из мажорной в основном интонации в минорную, выр ваться, в конце концов, из методов, за кономерностей, приемов одного вида ис кусства в мир искусства другого! И он делал это. На моих глазах постепенно проходило утомление. И вот уже становилась динамичной, «обоюдоост рой» беседа во время перелистывания очередного «пласта» рукописи, разговор о той или иной сюжетной линии, о не которых идейных акцентах, о сокра щениях и дописках. С чем-то он серди то спорил, что-то категорически отвер гал «с порога», с чем-то соглашался: «Ага, подумаю...» А потом писал по но чам. Но и о завтрашней работе в сту дии, наверно, размышлял. Конечно! Он словно бы вел «сеанс одновремен ной игры» с героями фильма и с героя ми романа, но сеанс парадоксальный: он знал, что выиграет все партии, если... выиграют и те, и другие партнеры. Да и сами «игры» были принципиально раз личными. Потом Василий Макарович прилетел на неделю в Новосибирск для «послед него тура» работы над рукописью перед сдачей в набор. Дела в киностудии не позволяли ему отлучиться из Москвы на долго, а ведь не мог он еще не заехать на Алтай, в родные Сростки — к матери, к сестре. Л. А. Чикин знал будущего замеча тельного писателя и кинематографиста еще по детским и отроческим годам в Сростках. Он сообщил мне неизвест ную, вероятно, большинству читателей и зрителей биографическую деталь: в се ле эту фамилию произносили и произно сят с ударением на первом слоге — Шукшин. В те дни, в частности, был написан до вольно большой, многодневный по дей ствию, эпизод или цикл эпизодов в по ле, на покосе. Это было одно из предло жений редколлегии, по поводу которого он еще в Москве обещал: «Ага, поду маю!..», но работу над ним отложил, за писав себе для памяти одно слово на ка кой-то странице рукописи — «Пок о с » . Здесь чередуются и сценки сельского труда, поэтичного, но поначалу утоми тельнейшего для горожанина Кузьмы («Косы хищно поблескивают белым хо лодным огнем, вжикают. Жжик-свить, жжик-свить... Вздрагивая, никнет моло дая трава»); и сценки отдыха—то это буйный перепляс двух групп косцов, со ревнование на выносливость и выдумку, вдруг совершенно органично, без всякой заданности, завершающееся вспышкой классовой вражды; то диалоги влюблен ных и пейзажные зарисовки. Вся эта большая вставка создавалась Шукши ным прямо у нас в (редакции, на Пота нинской. Поселился он тогда у родст венника, работать было не очень удоб но, и Василий Макарович спозаранку усаживался за стол — либо мой, либо А. И. Смердова (ключ находился в ус ловленном месте). Мы с ним договарива лись о встрече на полдень или чуть поз же, и не раз свеженаписанное «по кон вейеру» шло на машинку. Однажды он сказал: — Черт его знает, что-то на «стихот ворение в прозе» смахивает... Не ахти, конечно, получилось, но чем-то мне это дорого. Вот, послушайте... тут у меня на чиркано, переписывать буду... И прочел вот это: «Костер потрескивает, выхватывает из тьмы трепетный, слабый круг света. А дальше, выше, крутом—огромная ночь. Теплая, мягкая, гибельная. Беспокой но в такую ночь, без причины радостно. И совсем не страшно, что Земля, эта ма ленькая крошечка, летит куда-то — в бездонное, непостижимое,' в мрак, в пу
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2