Сибирские огни, 1976, №10

мужественный геодезист, систематиче­ ски ведший дневники в необычных, по­ рой смертельно опасных условиях, сы­ грали К. Н. Урманов и А. И. Смердов, их дружеская товарищеская помощь. Мне же довелось эти произведения (включая «Последний костер», незавер­ шенный при жизни автора и подготов­ ленный к печати А. И. Смердовым) редактировать перед сдачей в набор. При­ ятно сознавать, что «стартовой площад­ кой» для запуска этих «ракет» был жур­ нал «Сибирские огни», впервые открыв­ ший читателю новое имя: Григорий Федосеев. Однако «крестным отцом» этого выда­ ющегося литератора можно назвать то­ го же Савву Елизаровича. Ясно 'помню созванное в редакции по его инициативе совещание «бывалых людей», среди ко­ торых особенно привлек внимание фи­ зически крепкий, улыбчивый, покоряю- ще симпатичный человек с обветренным темно-розовым лицом. Захватывающе, увлекательно расска­ зывал он о своей многолетней работе. А потом радиодиктор Владислав Литви­ нов, приглашенный на это совещание, читал его дневники. Так познакомился я с будущим зна­ менитым (именно —знаменитым) писа­ телем, чьи своеобразные документаль­ ные произведения читают сегодня мно­ гие миллионы людей. Его Улукит- кан, мудрый и прекрасный, как сама природа, старик-эвенк, стал не менее любимым, чем арсеньевский Дерсу Узала. ...Нет больше чудесного, улыбчивого, неутомимого «бывалого человека», пер­ воучастника задуманных Саввой Ко­ жевниковым встреч в редакции, отваж­ ного землепроходца, одного из тех, кто стирал «белые пятна» с карты нашей Родины. Но в книгах своих он продол­ жает вести за собой воображение читателей, раскрывать им гипнотизиру­ ющую красу могучих вершинных ланд­ шафтов, учить их непреклонному муже­ ству, гуманности, самоотверженности. И еще — активной, непрестанно обога­ щающейся любви к родной природе, любви, которая сегодня становился все более необходимой, а завтра без нее, ве­ роятно, просто уже невозможно станет человечеству существовать. И я благодарю судьбу за то, что дове­ лось мне узнать этого человека и прини­ мать хоть третьестепенное участие в подготовке недавних его дневниковых записей для публикации —уже в форме документальных повестей. Помню, как наш многолетний това­ рищ по редакции Петя Воронин вос­ кликнул однажды: — Эх, братцы, до чего же завидую я самой жизни Федосеева! Покорять вер­ шины не для рекорда, а для... работы! Понимаете,— просто для работы! Да еще дневники там вел! — И добавил задум­ чиво: — Какой путь он проделал к писа­ тельству... Какой путь! Петя Воронин... Как характерны были для него такие восклицания, такой ход рассуждений. Вот я взглянул сейчас на корешки его книг — и сразу вспыхнула мысль, не раз приходившая в голову: «Что такое «громкие слова»?» У некоторых, особенно у молодых лю­ дей, стало теперь чуть ли не модным произносить это выражение только со скептической, если не иронической ин­ тонацией. Но вот на одной из книг Пет­ ра Воронина, которые мне пришлось ре­ дактировать в непрерывных «схватках» с автором, можно прочесть такую над­ пись: «Моему первому (и довольно «зло- ' му») критику и редактору-новосибирцу— с благодарностью. Принято говорить: «Только тепличные цветы боятся рез­ ких ветров —холодных или знойных — все равно». Правильно говорят!» Все, кто близко знал этого человека, сразу узнают эту его категоричность, эту жесткую, напористую формулиров­ ку. Явно и подчеркнуто — «громкую». Красивый, «цыганистый», высокий, с поистине ослепительной улыбкой (по- иному о нем и не скажешь!), он приехал в Новосибирск с Дальнего Востока в ка­ честве корреспондента «Комсомольской правды» и сразу ворвался в жизнь на­ шей писательской организации, а попоз­ же — и в жизнь редакции журнала. И многим-многим из нас казалось долгое время, что его бурно-темпераментные, «взрывные» выступления с трибуны, его непримиримый максимализм, как и «не­ пробиваемый» оптимизм его главных ге­ роев, носят какой-то слишком демонст­ ративный, что ли, характер, что это — типичная внешняя декларативность, а что там, за этими «громкими словами»— бог его знает. Не без шутливости, хотя и доброй, мы иной раз произносили его любимое словечко — «Вперед!» и добав­ ляли: «Как говорит Петя Воронин». А он в таких случаях только смеялся и под­ хватывал: «Ага, вперед!» Но вот обрушился на Петра Воронина не ветер, нет — обрушился черный смерч страшной беды: зловещая опу­ холь мозга. Стали терзать дикие голов­ ные боли. Надвигалась слепота. Опытнейшие нейрохирурги новоси­ бирского ВОСХИТО рекомендовали эк­ стренно обратиться в Московский инсти­ тут имени академика Бурденко. «Если так,—надо лететь»,— решает Воронин. А состояние такое, что, кроме жены, его сопровождает туда медсестра. Операция почти «с ходу». Сложней­ шая! Достаточно инструменту в руке профессора сдвинуться на миллиметр,— неизбежны полная потеря зрения или паралич, если... оперируемый останется жив. Он остался жив. Через некоторое время относительно поправился, заставил себя работать, пи­ сать (как еще в школьные годы застав­ лял себя просиживать ночи, чтобы стать отличником, быть готовым отвечать на пятерки хоть каждый день —только на