Сибирские огни, 1976, №10

Корчагиным. А это — совсем другое. Такой человек помнит и может вообра­ жать облик внешнего мира. Первые годы — явственно, затем —менее интен­ сивно, все менее и менее... Через некото­ рое время я вел беседы с автором, чув­ ствуя себя более, чем прежде, «воору­ женным» психологически. Но чего-то главного мне все-таки не хватало, а ру­ копись требовала не просто редактиро­ вания, требовала и литературной обра­ ботки. И вот я прочел в монологе Пат­ риарха в «Борисе Годунове» это место: В младых летах,— сказал он,— я ослеп И с той поры не знал ни дня, ни ночи До старости: напрасно я лечился... Вот наконец утратил я надежду И к тьме своей привык, и даж е сны Мне виданных вещей уж не являли, А снилися мне только звуки. Стоп! Это признание — «снилися мне только звуки» — содержит в себе, если вдуматься, такой, как любят говорить сегодня люди науки, «объем информа­ ции», что я получил сразу отсутствовав­ ший у меня «ключ» для работы с Вла­ димиром Ворошиловым. К тому же мне вспомнился случай, о котором рассказы­ вала за несколько лет до этого соседка по купе поезда «Москва—Новосибирск», воспитательница общежития одного производственного комбината Всесоюз­ ного общества слепых. В один из празд­ ничных вечеров в этом общежитии состо­ ялся концерт, после которого были тан­ цы. Внезапно погас свет. Выяснилось, что авария серьезная, ликвидируют ее лишь завтра. Основные обитатели этого здания, конечно, понятия не имели, что случи­ лось, для них никаких изменений не произошло, они продолжали танцевать, а музыканты — играть на своих инстру­ ментах. Но те из них, которые танцева­ ли с людьми, обладающими нормаль­ ным зрением, мгновенно обнаружили, что их партнеры и партнерши сбились с темпа, а потом и вообще растерянно остановились. Здание было большим, ко­ ридоры имели несколько поворотов, «закоулков». И тогда... хозяева взяли под руки ставших беспомощными своих воспитателей и других работников, об­ ладавших зрением, и... уверенно, быстро повели их к выходу в кромешной тьме. — Понимаете? — говорила моя спут­ н и ц а .^ Слепые стали поводырями зрячих! Вот этот вспомнившийся естествен­ ный, но, тем не менее, поражающий факт, вместе со строчкой Пушкина по­ могли мне как бы м ы с л и т ь в м е с т е с утратившим когда-то зрение автором (среди героев которого были и слепо­ рожденные), разбудили мое воображе­ ние, помогли появлению нескольких но­ вых сцен, вроде и не имеющих порой отношения к тому, о чем я сообщил. А роман нашел многих читателей, из­ давался и в Москве. Стараться проникнуть не только в за­ мысел и систему образов писателя, но и в, так сказать, систему его мышления. как мне кажется, редактор в идеале должен всегда. Увы,— если бы это всег­ да достигалось! Нередко вспыхивали с авторами спо­ ры, иной раз — горячие, взаимоизматы- вающие, трудные, но —результативные. А случалось — и не очень результатив­ ные. Причем одни авторы заранее про­ сили сделать на полях как можно боль­ ше карандашных замечаний, вопросов — по сюжету, • архитектонике, языку, д а «позацепистее», чтобы активизировать дальнейшие поиски, другие категориче­ ски возражали против этой моей при­ вычки, резко опротестовывали такой метод предварительной работы редакто­ ра над рукописью. Чаще всего бывали потом «очные» встречи, многоразовые и многочасовые беседы, иногда приходи­ лось писать и получать длиннейшие письма —чуть не по половине авторско­ го листа! П. Л. Проскурин в срочных случаях — в ответ на мои письма —при­ сылал телеграммы по двести пятьде­ сят —триста строк (благо тогда еще су­ ществовала категория «писем-телег­ рамм»)—с точным указанием страниц и строк, в которые вносил исправления. Да, споры бывают. Они почти неиз­ бежны при глубоком «зондировании атмосферы» рукописи, хотя все-таки воз­ никают не всегда и порой быстро приво­ дят к соглашению «высоких договари­ вающихся сторон». И какое удовлетво­ рение, какую радость . испытывает редактор, когда •писатель и сам признает, что в итоге доработки получилось луч­ ше, что вот к этому, примерно, он и стремился и лишь случайно не дошел нескольких шагов до предусмотренной цели или что вспышка луча новой идеи во время беседы обогатила какой-то сю­ жетный ход, сделала его точнее мотиви­ рованным и т. д. Правда, потом—в рецен­ зии, в статье об этом произведении, об авторе, редактор будет упомянут т о л ь ­ к о в т о м с л у ч а е , если что-то не­ благополучно, заслуживает упрека, вы­ зывает возражения... Любое достоинство произведения, любая находка в нем — это дело исключительно одного автора, а любой просчет или срыв — это вина, недосмотр редактора. Не я первый, не я, наверняка, и последний упоминаю об этом «железном правиле». И все-таки большинство редакторов, много лет принимавших участие в «ин­ тенсификации» творческого процесса писателей, чьи романы, повести, расска­ зы, стихи, поэмы, пьесы нужны лю­ дям,—большинство моих коллег счита­ ет, что «стоило жить и работать сто­ ило!» Пишу эти строки, а взгляд опять не­ вольно устремляется на стеллаж. Вот —в нескольких изданиях — книги Григория Федосеева. Уточняю сразу: решающую роль в том, что широкоизвестным профессио­ нальным писателем стал опытнейший и