Сибирские огни, 1976, №10

— Я, вообще-то, не писатель, я газет­ чик, приехал из района на обкомовское совещание редакторов. Вот захватил рассказ. Посмотрите... Он не самый пер­ вый, один рассказик был напечатан в «Крестьянке», так, проба пера, можно сказать. А этот? Интересно, что ска­ жете... Назывался рассказ «Алкины песни». Честно говоря, именно это произведение Анатолия Иванова, впервые пришедше­ го тогда к нам в редакцию, мне лично,— при всем том, что способности автора не вызывали ни малейших сомнений,—по­ казалось... как бы поточнее опреде­ лить?.. преувеличенно романтичным, словно бы искусственно «взвинченным», что ли. Почудилось мне в поступках героини, в ее реакциях то, что Белин­ ский называл «марлинщиной». Рассказ в журнале пошел, отредактированный Е. К. Стюарт, и... приобрел феноменаль­ ную популярность. И у читателей, и у зрителей (пьеса по этому рассказу долго шла в ТЮЗе), и у радиослушателей (в инсценировке и постановке JI. Баланди­ на). А в театре оперы и балета шел спектакль, воплотивший этот рассказ музыкально-вокальными средствами. Что ж, был и такой случай в моей ре­ дакционной практике, такая, так ска­ зать, конфузия. «Из песни (не только Алкиной) слова не выкинешь!» Фак­ ты — упрямая вещь. Но в тот первый день впервые увиден­ ный мною автор сказал: — Есть у меня еще рассказ, не закон­ ченный. Доработаю —принесу. Большой получится. Страниц, наверное, на во­ семьдесят. Через некоторое время редактор рай­ онной газеты Анатолий Иванов принес нам новый рассказ. Назывался он — «Повитель». Далее произошло то, что, смею утвер­ ждать, является редким фактом в исто­ рии литературы. Прочли мы рассказ в редакции, дали почитать членам редколлегии. На сей раз не случилось того, о чем мы шутили, говоря: «К вопросу о коллегиальности!» и сближая при этом указательные паль­ цы обеих рук, дескать, мнения сложи­ лись диаметрально противоположные. Такое бывает в практике любой редак­ ции, ибо произведение искусства не взвесишь на аптекарских весах, не под­ вергнешь химическому или спектраль­ ному анализу для получения совершен­ но определенного ответа: так и только так. А в данном случае мнения были полностью единодушными: автор неза­ урядно талантлив, чрезвычайно перспек­ тивен, замахнулся он в этом произведе­ нии на своеобразное решение крупной идейно-художественной задачи и пока не все, что безусловно сможет, «выдал на-гора». — Анатолий Степанович,—сказали мы ему,— у тебя тут сюжетно все так густо замешано,—характер главного героя Григория Бородина, история превраще­ ния его из человека неимущего в страш­ ного, безжалостного хапугу, процесс опутывания его души «повителью» соб­ ственничества, « в ы д а в л и в а н и я » из человека всего поистине ч е л о в е ч е ­ с к о г о , — все это так интересно и весо­ мо, что- нужна большая «территория» для раскрытия твоего замысла. Рассказ «тянет» на повесть! А с героями, проти­ востоящими Григорию, пока — пожиже. Углубляй, развертывай. Напечатаем! Нельзя сказать, что начинающий пи­ сатель принял это с энтузиазмом, по крайней мере — сразу. Негромко, сдер­ жанно он проговорил: — Подумаю... Прошли месяцы. Анатолий Степано­ вич (за это время в Новосибирском изда­ тельстве вышел первый сборник его рас­ сказов) принес доработанную «Пови­ тель». Вместо восьмидесяти страниц в ней было поболее двухсот. Изменение было не просто количественное, но имен­ но качественное. Большой рассказ пере­ рос в повесть, вполне естественно прео­ долев «жанровый барьер». И тогда... история повторилась! Повто­ рилась неожиданно не только для автора, но и для самих работников редакции. Стало ясно, что возникла идейно-художественная целесообраз­ ность преодоления еще одного «жанро­ вого барьера», что бывший рассказ должен встретиться с читателем как ро­ ман — с его масштабами и возможно­ стями. И что э^о ведь было «генетически запрограммировано» уже в самом заро­ дыше авторского замысла! Когда я передал Анатолию Степанови­ чу это коллективное предложение, зая­ вив, что самым горячим образом поддерживаю такую, на первый взгляд, странную и, конечно, трудноосуществи­ мую идею, он (представьте себя на его месте!) помолчал, потом мрачновато по­ шутил: — Слушай, а когда принесу роман, вы скажете, чтобы раньше создал трилогию, а до тех пор печатать не будете? Да вы — что? Но потом состоялся новый коллектив­ ный разговор (правильнее сказать — «уговор» в смысле «уговаривание»), прочел ой письменные заключения, обговорили мы с ним многочисленные пометки на полях, и будущий автор это­ го пока что первого романа снова произ­ нес лаконичное: — Подумаю... Конечно, в этом поставленном редак­ цией, как говорят ученые, «жестоком эксперименте», известная доля риска бы­ ла. Однако пересоздание рассказа в по­ весть заставляло нас верить в чрезвы­ чайно большие творческие ресурсы и, что не менее важно,—в волевую устрем­ ленность начинающего прозаика. Между тем Иванов переехал в Ново­ сибирск, стал работать в книжном изда­ тельстве, одновременно с новой перера­ боткой «Повители» писал и рассказы. Мы не раз беседовали, доводилось мне