Сибирские огни, 1976, №10
интересы экономики и обороны страны, правительство Советского Союза 15 апре ля 1926 года объявило все земли, кото рые известны или будут открыты к севе ру от наших арктических границ — меж ду 32°4'35" восточной долготы и 168°49'30" западной долготы, — принадлежащими СССР. На картах появился тот самый, хорошо знакомый теперь каждому, пун ктир границ, тянувшийся по светло-го лубому полярному океану от Северного полюса в двух направлениях — к Берин гову проливу и Кольскому полуострову. Образовавшийся треугольник обозначил Советский сектор Арктики. Правительство СССР поставило в изве стность о своем решении другие страны, но либо вовсе не удостоилось ответа, ли бо получило расплывчатые ноты, в кото рых говорилось, что отвечающее прави тельство хотя не возражает против акции СССР, но «резервирует за собой право позднее высказаться по существу вопроса». Смиренно ждать позднейших выска зываний «других сторон» Советское пра вительство не могло. Из Арктики посту пали сообщения, что промышленники тех стран, которые не ответили на ноту или «зарезервировали за собой право высказаться», хозяйничали в наших вла дениях все более бесцеремонно. Поэтому было необходимо конкретными действи ями подтвердить свое право на арктиче ские территории, в первую очередь, на Землю Франца-Иосифа, на которую ино странные суда заглядывали особенно ча сто. Так возникла идея послать на архи пелаг экспедицию. Кроме дипломатической миссии, она должна была выполнить и целую серию научных исследований в полярных мо рях и основать на одном из островов по лярную станцию. Все это делало нелегкой задачей выбор начальника экспедиции. Во-первых, он должен был иметь звание Правительственного комиссара, а такому человеку руководители стра ны должны целиком и полностью доверять. Во-вторых, он должен быть ученым, способным возглавить работу научного коллектива, состоящего из квалифици рованных специалистов. В-третьих, он должен быть блестящим организатором, ибо любой даже незначи тельный просчет при создании полярной станции может обернуться гибелью зи мовщиков или во всяком случае срывом программы исследований. И начальником экспедиции назначили Шмидта. Во-первых, потому что он зарекомен довал себя человеком, который справля ется с любым делом. Во-вторых, он пользовался неограни ченным доверием. В-третьих, он знал иностранные языки. В-четвертых, он — профессор, пото му С учеными должен поладить. В-пятых, уже давно была отмечена склонность его ко всяким путешествиям. В 1924 году, когда состояние его легких вызвало у врачей тревогу, Шмидт два месяца провел в Альпах, участвовал в альпийских походах и основательно ов ладел техникой горных восхождений. Через четыре года Шмидт возглавил од ну из групп русско-немецкой Памирской экспедиции. Собирался он на Памир и летом 1929 года, надеясь, что целебный воздух гор снова поправит его здоровье. Но с Памирской экспедицией на этот раз что-то не заладилось. А тут как раз понадобился начальник для экспедиции на «Седове». Ему и предложили сме нить направление своего каникулярного путешествия: вместо Памира — в Арк тику. 20 июля «Седов» отваливает от пирса Архангельского порта. Начальник экспе диции заносит в путевой дневник первые свои впечатления от полярного плава ния: «23 июля. Утро. Третий день пути. Вчера не записывал — болела голова, было сумно, причина понятна (один раз затошнило), но все сошло. Ел, как обыч но. Все «бывалые» перенесли начало пу тешествия хорошо, а новички — оба врача и служитель зимовщиков—опреде ленно плохо. Я — средне. Хотя для про верки себя играл в шахматы и выигры вал». С морской болезнью Шмидт через не сколько дней справился, но можно пред ставить, какими были для него эти дни. Ведь ему приходилось не только играть в шахматы — знакомиться с людьми, вникать в совершенно не известные пре жде проблемы полярного мореплавания. И все это в том состоянии, которое сам он определил словом «сумно». И притом никому нельзя показать, как тебе сквер но, ибо одного этого вполне достаточно, чтобы стать предметом насмешек всей команды. Хотя, наверное, до конца на смешек избежать он все же не смог. Слишком уж выделяется «салага» в ком пании видавших виды моряков. Что сто ит одна из первых фраз его дневника: «Торжественно прощались накануне в 10 вечера, а фактически выехали только сегодня в 5 утра». О пароходе — выеха ли! Если он хоть однажды, неосторожно обронил это словцо во время разговора с командой, можно не сомневаться, что матросы на полубаке и в кубриках не раз покатывались со смеху. Да и другие записи первых дней — по большей части восторженные панегири ки арктической природе — вряд ли вы звали бы сочувствие моряков: «Лед! Разнообразный, всегда красивый — всег да строгий и благородный. Я бы охотно избрал его специальностью. Кристаллы, структура, ее зависимость от химизма включения воздуха, химические отличия льда от воды, форма выветривания и нарастания, оптические свойства, отра жение в них кристаллической структуры и физико-химических свойств, цвет и т. д. Хорошо!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2