Сибирские огни, 1976, №10

тельно считал, что Воронин того заслу­ живает. Но этого мало. Положа руку на серд­ це, каждый из нас признается, что ка­ ким бы радетелем о справедливости и благе любого ближнего себя ни считал, как бы ни помогал несправедливо оби­ женным, «на все рычаги» мы нажима­ ем лишь тогда, когда дело идет не о чу­ жом человеке —о близком друге. Здесь важно и то, что Воронин обра­ тился именно к Шмидту. Капитан был человеком до крайности щепетильным и никогда не стал бы тревожить своими домашними заботами случайного товари­ ща по плаванию. Значит, был уверен в дружеском участии. Итак —друзья... А между тем —люди, по своим биогра­ фиям весьма не схожие. В тот год, когда судьба свела Шмидта и Воронина на палубе ледокольного па­ рохода «Георгий Седов», у каждого из них за плечами была уже большая поло­ вина жизни. Через несколько дней после завершения экспедиции Шмидт отпразд­ новал свой тридцать восьмой день рож­ дения. Воронину в то время перевалило уже за сорок. И каждый из них имел основания счи­ тать, что прожил свои годы правильно, что жизнь сложилась удачно, что трудом и разумом достигнуты немалые высоты. Словом, каждый из них имел право до­ верять своему опыту. Шмидт —в 25 лет приват-доцент, при­ знанный математик, потом государствен­ ный и общественный деятель, успешно работающий на самых различных по­ прищах. Вся жизнь Воронина была связана с морем. Он происходил из древнего по­ морского рода. На борт судна впервые поднялся восьми годов от роду, а через три с лишним десятилетия стал капита­ ном крупного, совершенного по тем вре­ менам ледокольного парохода. Эта долж­ ность справедливо считалась у родичей его и друзей высшим достижением в морской работе. Притом Воронин был одним из самых умелых и добычливых ледовых капитанов. Воронин, серьезный, основательный, медлительный, весь был настоен на опыте своих предков. Он знал великое множество поморских примет, наблюде­ ний, предостережений, пословиц, притч. Для него этот кладезь мудрости значил куда больше, чем все печатные настав­ ления по штурманскому делу. Все его человеческое существо —стиль мышле­ ния, нрав, привычки, манеры — было словно обточено волной заполярных мо­ рей, арктическими ветрами. И рядом с ним Шмидт —человек стре­ мительной, гибкой мысли, способной полно и глубоко охватывать самые раз­ ные сферы жизни. Он —в частой смене поприщ — привык больше всего доверять логике и интуиции. В любом деле он ос­ тавался по своей сути человеком науки, для которого эксперимент, риск, дина­ мизм мышления —обязательные свойст­ ва профессионального ума. Потому и практические дела —ломка ли старого мира, арктическая экспедиция—воспри­ нимались им как интересный, смелый эксперимент, в котором ему необходимо участвовать, потому что все в его лично­ сти прямо для этого и создано, потому что сам он живет страстью к постоянно­ му обновлению понятий о мире, и сам он отчаянно смел, и будто о нем эти пуш­ кинские строки: Все, все. что гибелью грозит, ля сердца смертного таит еизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог, И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог. Словом, Воронин и Шмидт — это (опять же по-пушкински) «волна и ка­ мень, стихи и проза, лед и пламень». Между тем авторы жизнеописаний Шмидта утверждают, что с Ворониным он подружился сразу и дружба их будто бы всегда была чуть ли не безоблачной. Это одна из многих легенд про «ледово­ го комиссара». А легенда всегда спрям­ ляет линию жизни героя, лишает ее от­ клонений и зигзагов. Такая операция поднимает героя на пьедестал, но, под­ няв, невольно отрывает от грешной зем­ ли. Герой словно бы входит в мир уже с рождения «запрограммированный» со­ вершать подвиги, быть образцом. Однако живой человек в легенду зала­ зит плохо. Реальность его бытия не сов­ падает с эталоном. И когда о реальном человеке рассказывают легенды, возни­ кает множество вопросов — простых и даже наивных, чуть ли не детских: как же и что же там все-таки было? Вот хотя бы несколько таких наивных вопросов.: как же Шмидт, впервые по­ павший в Арктику, более того —впервые вышедший в море не в ранге пассажи­ ра, сумел выполнить свою миссию? Как удалось ему, человеку сухопутному, книжному, в короткий срок стать одним из крупнейших полярных исследовате­ лей? На вопросы эти не ответить, если не проследишь за тем, как складывалась дружба Шмидта с Ворониным, который во всех его плаваниях был капитаном судна. Но об этом чуть позже. Сперва о том, как Шмидт попал в Арктику и зачем во­ обще понадобилось посылать в 1929 году «Георгия Седова» к Земле Франца-Ио­ сифа. Экспедиция эта была весьма необыч­ ной. Академик И. И. Майский дал ей удачное определение: «научно-диплома­ тическая». Известному русскому флотоводцу и ученому Степану Осиповичу Макарову принадлежит замечательный афоризм: «Простой взгляд на карту России пока­ зывает, что главным своим фасадом она выходит на Ледовитый океан». Понимая, что полярные моря прямо затрагивают