Сибирские огни, 1976, №10
В последние годы своей жизни Ганс Грундик пишет книгу1 — о времени, о своей жизни и борьбе, об искусстве, о своей любви. Это — удивительная кни га: и исповедь, поражающая искрен ностью, и размышления революционера и зрелого мастера о законах жизни и законах искусства; книга, где проникно венный лиризм соседствует с иронией и пафосом обличения и где так полно и чисто раскрывается личность автора. В этой книге, как и в жизни, с самой юности с ним его жена, друг, товарищ по борьбе — Леа Грундик. Она рядом, когда их не разделяют тюремные стены и годы скитаний, потому что и ее фаши сты заключают в тюрьму, а потом она вынуждена эмигрировать... Победа над фашизмом, для которой они, коммуни сты, сделали все, что смогли, снова объе диняет их и возвращает им родину, где они строят новую жизнь. Нет Ганса Грундика, осталась Леа Грундик, ее ученики, и эта связь времен никогда не прервется. Новые ветви с молодой шумящей листвой идут от одно го ствола. История о том, как рабочий па рень становится художником, много кратно повторяется: Леа Грундик готова без конца рассказывать о тех, кто прихо дит к ней, чтобы научиться видеть, по знавать, изображать. Это дети маляров, строителей, рабочих заводов, новой ин теллигенции. Но у них другой путь, ибо история начала новую главу. Две встречи с Бахом Произошло это не в Люнебурге, не в Арнштате, не в Кётене, не в Лейпциге — словом, не в баховских местах и не в Эйзенахе, о котором я хочу рассказать особо, — произошло это на широкой оживленной магистрали, ведущей в Бер лин, и за рулем нашей машины сидел коренной берлинец, двадцатитрехлетний Хельмут М. Длинноволосый, худоща вый, спортивный, в джинсах и модной яркой рубашке с закатанными рукава ми. Короче говоря, современный моло дой человек, как его представляют и даже рисуют на картинках. И как мне удалось довольно скоро выяснить — современный не только внешне. Он, как и его товарищи, с детства привержен ко всяческой технике, в особенности бы товой, и ему, по правде сказать, не очень-то понятны сетования старшего поколения по поводу тревожных тенден ций, связанных с обществом потребле ния. Тем более, что сам он относится к вещам чисто утилитарно: пользуется ими, не замечая их. К чести молодых людей этого типа следует добавить, что их также не пугает катастрофически разрастающийся поток массовой инфор мации, которую обрушивает на наши ' Г а н с Г р у н д и к . Между карнавалом и постом. Перевод Н. Барабановой. головы XX век. Они научились безоши бочно выбирать то, что им нужно и ин тересно, а прочее, как говорится, про пускать мимо ушей. Людям постарше не нравится их излишняя рационалистич ность, которая, кстати оказать, весьма ощутима в творчестве некоторых моло дых поэтов и художников ГДР, но зато они умеют находить ответы на свои воп росы. Конечно, у молодежи и этого склада есть свои трудности и проблемы, но у каждого — свои. Вкусы? При всем раз личии существует нечто общее. Во-пер вых, предпочтение безоговорочно отда ется кинематографу. Да, конечно, и ли тература, но такие книги, где есть дей ствие, динамичное, остросюжетное по вествование. Затем — джаз с современ ными ритмами, эстрадная песня с нервом современности. Портрет, вероятно, выглядит несколь ко утрированным, но тем не менее ока залось, что в главных чертах он очень похож на живого Хельмута М., который, уверенно и легко ведя машину, что на зывается, между делом рассказывал о себе, о своих пристрастиях, ближайших жизненных планах. Все именно так и оказалось: и кинематограф, и джаз, а еще — увлечение автомобилем, ездой, дорогой... Хельмут рассказывал, а по радио, словно аккомпанируя его словечкам и шуткам (некоторая ироничность ко все му сущему — тоже характерная черточ ка молодых людей этого оклада),—по радио звучала джазовая мелодия с син копическими ритмами, которую он пой мал и слушал, кажется, вполуха, но, по-видимому, Хельмуту было приятно, что мелодия эта существует и ее швыря ет из стороны в сторону, так же, как и его машину, идущую на большой скоро сти. Потом синкопы ему надоели, он начал ловить другое — появились кусоч ки каких-то песенок, обрывки диктор ских чтений, а Хельмут все не мог оста новиться. Я следил за его рукой, которая туда и обратно поворачивала рычажок радиоприемника, упрямо что- то искала и не могла найти. Вот опять возникло что-то новое и неуловимо иное, но пальцы Хельмута сдвинули рыча жок — и появился бодрый голос дикто ра, снова рычажок назад — и опять то, необычное, всего два-три такта. Рука Хельмута, как бы раздумывая, останови лась. Это было явно не то, что он искал и хотел услышать, но что-то удержало его руку, что-то было в этом коротком кусочке неведомой мелодии. Вот она тоненькой струйкой проби лась сквозь камень и, соединяясь с дру гими струйками, спустилась с гор и потекла спокойно' и широко, как боль шая река в долине. Она звучала в ор кестре, и ее ровное энергичное течение поддерживали контрабасы и фаготы, чуть слышно, как будто это струились подпочвенные воды. Потом она устреми лась снова вверх, прихотливо изгибаясь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2