Сибирские огни, 1976, №9

— Вы .не забыли, что мы собирались все вместе на уик-энд к Апре- нанам? И вы тоже, Дидье? Уик-энд... Он сошел с ума. Я абсолютно забыла о приглашении Апренанав. Это очень милая пара, друзья Ирен Дебу, живущие в уеди­ нении, вдали от Парижа —не столько от нелюдимости, сколько из при­ творства. Когда они приезжают в столицу, то есть сто раз в год, то не устают расхваливать прелести уединенной жизни. Они и живут-то толь­ ко своими уик-эндами. Но в субботу приезжает Луи, и два дня мы про­ ведем вместе. Эта суббота казалась мне близкой и такой далекой, что хотелось то прыгать от радости, то причитать. Я знала, что плечи у Луи широкие, а на предплечье внушительный шрам — это его укусил осел, которого он осматривал,— мы смеялись над этим минут десять. Я знала, что, бреясь, он всегда режется, а ботинки снашивает напрочь. Вот при­ мерно и все, что я о нем знала, не считая, понятно, того, что люблю его. Я думала о том множестве вещей, которые мне предстояло открыть и в его теле, и в его прошлом, и в его характере, испытывая при этом и любопытство, и жадность, и головокружительную нежность. А пока следовало найти достойную отговорку от поездки на предстоящий уик-энд. Самое простое было бы сказать: «Вот что, эти два дня я про­ веду с Луи Дале, потому что мне так нравится». Но именно это было невозможно. Опять я чувствовала себя виноватой и злилась на себя за это. В конце концов, Юлиус заговорил со мной о своих чувствах только вследствие солнечного удара. Ответа он не требовал, и было бы естест­ венно и честно сказать ему всю правду. Объективно — да. Но за ясными, мирными словами, отражающими очевидность, таились адские тени скрытой правды. Вновь я с раздражением сознавала, что под оболочкой слов: «объективно», «очевидная ситуация», «независимость», «друж­ ба» и т. п.— ничего не кроется. А кроме того, мне казалось, что, при­ знавшись Юлиусу,— я уже думала «признаться», а не «сказать» — я вызову в нем гнев, горечь, жажду мести, и это пугало меня. Этот чело­ век был всегда как бы в черном ореоле. Он внушал представление о мощи и одновременно гипертрофированной чувствительности. И это поддерживало во мне постоянный страх. А все же, что он мог мне сде­ лать? У меня была работа, я никоим образом не зависела от него, я рис­ ковала лишь причинить ему боль. И если это чувство было достаточно сильно, чтобы поставить меня в затруднительное положение, то все же не столь велико, чтобы обречь мейя на молчание, на полуправду, кото­ рую я машинально говорю вот уже три дня. Моя жизнь вдруг превра­ тилась в широкую магистраль, озаренную лучами страсти, и я не могла вынести, чтобы на нее упала хоть малейшая тень. Все эти заботы мгно­ венно исчезли в полночь, когда я услышала голос Луи, спрашивающий, люблю ли я его,— с такой одновременно недоверчивой и победной инто­ нацией. Он говорил: «Ты меня любишь?» и это значило. «Не может быть, чтобы ты меня не любила. Я знаю, что ты любишь меня! Я люблю тебя...» Мне хотелось опросить его, где он находится. Мне хотелось, чтобы он описал мне свою комнату, что он видит в окно, что он делал днем. Но ничего не получалось. Конечно, я спрошу его об этом позже, когда его присутствие уже получит новое измерение, станет чуть более пресным, утратит эту о с т р о т у , когда оноуже «обрастет» воспоминаниями. А сейчас он был для меня мужчиной, с которым я провела ночь, с ко­ торым я больше общалась во тьме, чем при дневном овете. Для меня он означал пылающее тело, запрокинутый профиль, силуэт в рассвет­ ном полумраке. Он был тепло, тяжесть, два-три взгляда, несколько фраз. Он был прежде всего любовник. Но я не помнила, какого цвета его свитер, его машина. Не помнила его манеру водить ее. Не помнила, как он гасит сигарету в пепельнице. Не помнила, как он спит, ведь нам не удалось заснуть. Зато я знала его лицо и голос в момент наслаж