Сибирские огни, 1976, №9
немогала на этом вечере. Юлиус, благодаря вашей заботе о моем сча стье (я сделала ударение на слове «моем»), у нас есть два часа. Отпразднуем это в Харрис-баре. Мы направились пешком на улицу Дону, и, пока болтали о всяких пустяках, Дидье кое-как пришел в себя. Хорошенькая, должно быть, творится сейчас суматоха за одним из столиков в фойе Оперы. Г-жа Дебу не простит мне этого скандала. Редко случалось, чтобы кто-то осмелился выйти из-за стола раньше нее. У нашей миледи уже, навер ное, созрел план мести. Не будь компания этих людей мне столь без различна, я бы плохо спала эту ночь. Кроме признательности, питаемой мной к Юлиусу, у меня не было другой причины бывать среди них. Да я и не знала, собственно, куда девать свои вечера. Живя взаперти с Ала ном, я отучилась от физического одиночества и отдалилась от своих парижских друзей. Возможно, мы и выглядели очаровательной парой, но нервное напряжение, в котором мы непрестанно пребывали, было утомительно для окружающих. И потом, за три года мои друзья изме нились. Их интересовали теперь дела, деньги. Но это меня не заботило. В моих глазах привилегированного существа они превратились из со братьев по веселью в мелких и крупных мещан. Их переход к зрелости произошел без меня. Я вернулась к ним все тем же подростком, ибо рядом со мной всегда был другой подросток, беспечный и богатый, по имени Алан. И, не отдавая себе отчета в том, мы, видно, сильно раздра жали их. Наши фигуры, тщательно скопированные с полотен Фитцже- ральда, никак не вписывались в тот точный, материальный и жестокий мир, на поверхности которого они держались благодаря работе и семье. Оставались еще немногие неудачники, веселые любители выпить, или хрупкие и покорные судьбе Малиграсы (но они уже упустили время борьбы), или тоскливые отшельники, с которыми и встречаться-то избе гали. Поэтому блестящий, жестокий и ничтожный кружок г-жи Дебу меня почти забавлял. Эти, по крайней мере, не утратили претензий со стоять в этом кружке и сохранить в нем место навсегда. Они никогда не стремились к смене декораций. На другой день Дидье вызвал меня из редакции и, что-то пробормо тав по поводу вчерашнего инцидента, попросил меня встретиться с ним в баре на улице Монталамбер, где он обычно бывает. Он хотел позна комить меня с одним человеком, мнением которого очень дорожит. У меня мелькнула мысль, что это, должно быть, Ксавье, и я почти отка залась, не люблю вмешиваться в частную жизнь своих знакомых. Но по том я сказала себе: раз он настаивает на этой встрече, она ему необхо дима,— и согласилась. В бар я пришла немного раньше времени и устроилась в уголке. Потом попросила у гарсона газету. Человек, сидевший за соседним столиком, шевельнулся и протянул мне свою, вежливо произнеся: «Если позволите». Я улыбнулась ему и взяла газету. У него было спокойное лицо, очень светлые глаза, твердый рот, большие ладони. Что-то в нем говорило о сдерживаемой внутренней силе и, в то же время, о некоторой разочарованности. Он тоже взглянул мне прямо в лицо. А когда он заявил, что читать в этой газете абсолютно нечего, я немедленно про никлась убеждением, что так оно и есть. — Вам нравится ждать? — опросил он. — Смотря кого,— ответила я,— в данном случае речь идет об очень хорошем друге. Так что это ничуть не трудно. — Может быть, поболтаем немного в ожидании? Через пять минут я весело болтала о политике, о кино, чувствуя себя на удивление в своей тарелке, хотя совсем не привыкла к знаком ствам такого рода. Его манера -подавать сигарету, зажигать спичку, улыбаться, .подзывать гарсона была так спокойна и так отличалась от
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2