Сибирские огни, 1976, №9
он мне их покажет. А сейчас уже темнеет. Есть легавые, лабрадоры, терьеры и т. д. Не могу сказать, что я не слушала, поскольку я отвечала ему. Просто тот, кто его слушал и отвечал, не был мною— такой, как я представляла себя. Вернулся дворецкий и пригласил нас выпить чего-нибудь. Я наки нулась на водку и проглотила ее одним духом. Юлиус показался обеспо коенным. Сам он, как он заявил, вот уже скоро тридцать лет пьет только томатный сок. Один из его дядюшек умер от цирроза, дед тоже. Это на следственная болезнь, которой он предпочел бы избежать. Я кивнула, а затем, взбодренная, по-видимому, русским эликсиром, задала вопрос, ко торый не давал мне покоя: — Как это случилось, что вы приехали ко мне? — Когда вы не пришли на нашу встречу, на нашу вторую встречу,— начал Юлиус,—*я был очень удивлен... Я немного поерзала на кожаном диване, спрашивая себя, что могло удивить его в моем отступничестве. Возможно, сильные мира сего не при выкли, чтобы им назначали свидание, а потом надували. — Я был очень удивлен,— продолжал Юлиус,— потому что о нашей встрече в «Салине» у меня осталось очень приятное, очень теплое воспоминание. Я кивнула, в очередной раз изумляясь тайнам некоммуника бельности. — Видите ли,— продолжал Юлиус,— я никогда ни с кем не говорю о себе, а в тот день я вам признался в том, чего никто не знает, кроме, ко нечно, Гарриэт. Мгновение я глядела на него недоумевая. Кто эта Гарриэт? Может, от одного сумасшедшего я попала к другому? — Той девушки-англичанки,— уточнил Юлиус.— Эта история за стряла в моей голове, в моей жизни, как заноза. Поскольку я играл в ней скорее смешную роль, я никогда не мог об этом говорить. И вдруг в «Са лине» я увидел в ваших глазах что-то, подсказавшее мне, что вы не ста нете смеяться надо мной. Не могу передать вам, как мне стало хорошо. И вы сами показались мне такой милой, такой доверчивой... Мне правда очень хотелось вас снова увидеть. Он говорил все это медленно, немного бессвязно. ■— Но,— произнесла я,— как вы сумели проникнуть ко мне? ■— Я справлялся. Сначала сам, у ваших друзей. Потом послал свою секретаршу к вашей консьержке, к вашей служанке и т. д. Я долго коле бался, прежде чем вмешаться в вашу частную жизнь, но в конце концов подумал, что это мой долг. Я,знал,— заключил он с торжествующим смешком,— Что только очень важное обстоятельство могло помешать вам прийти в «Салину» в ту среду, двенадцатого. _ Меня разрывал невольный смех и вполне резонный страх. По какому праву этот чужой человек расспрашивал моих друзей, служанку, консьержку? Во имя какого чувства он осмелился тратить на меня запасы своего любопытства и своих денег? Неужели потому, что я не рассмея лась ему в лицо, когда он рассказывал мне жалостную историю его любви к дочери английского полковника? Это казалось^ мне неправдопо добным. Под его башмаком было слишком много людей, которые почти искренне посочувствовали бы его грустному рассказу. Он лгал мне. о почему? Он должен был прекрасно знать, чувствовать, что он не нравит ся мне и никогда не понравится. Между мужчиной и женщиной с первого взгляда заключается или соглашение, или пакт о невозможности такого соглашения. Само тщеславие ничего не может поделать с этим почти жи вотным чутьем. В тот момент я возненавидела его и его самоуверен ность, и его мебель в стиле Людовика X III. Я дико его возненавидела. Не говоря ни слова, я протянула ему рюмку, и укоризненно поцокав
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2