Сибирские огни, 1976, №9
лать завтра. А если меня посетит увлечение, у меня всегда есть время за няться им. Каждый должен иметь на это право. — Может быть,— сказал он мечтательно,— я об этом никогда не ду мал. Всю жизнь я работал. Но мне это нравилось,— добавил он извиня ющимся тоном, который меня тронул. Это был любопытный человек. Он был одновременно и слаб, и гро зен. Что-то волновалось в нем, что-то неустанное и отчаянное. Оно-то, видно, и рождало этот смех-лай. Ах нет, подумала я, не стоит углуб ляться в психологию успеха и одиночества деловых людей. Когда чело век очень богат и очень одинок, он явно того заслуживает. — Ваш муж без конца смотрит на вас,— произнес он.— Что вы ему сделали? Почему он отводит мне a priori роль палача? И что ему ответить? «Я люблю своего мужа, не очень люблю, очень люблю, люблю другого?» Допустим, я хочу сказать правду, что тогда ему ответить, чтобы и сам Алан подтвердил: это правда?.. Худшее в разрывах — именно это: люди не просто расстаются, они расстаются по разным причинам. Быть таки ми счастливыми, так переплестись друг с другом, стать такими близки ми, когда ничто не истинно, кроме единственного — один в другом — и вдруг заблудиться, растеряться, искать в пустыне тропинки, которые ни когда не пересекутся. — Уже поздно,— сказала я,— мнё нужно идти. Тогда Юлиус А. Крам голосом торжественным и преисполненным самодовольства описал мне прелести чайной «Салина» и пригласил меня туда на послезавтра к пяти часам, если, конечно, это не кажется мне слишком старомодным. Я согласилась, повергнутая в изумление, покину ла его и направилась к Алану. Теперь меня ждала душераздирающая ночь, со взрывами страстей и слезами — правда, уже последними. А в го лове моей звенело: «У них лучшие в Париже профитроли». Это была моя первая встреча с Юлиусом А. Крамом. — Ромовую бабу,— сказала я. Я сидела на диванчике в кондитерской «Салина», растерянная, едва дыша. Я пришла абсолютно вовремя и в абсолютном отчаянии. Не ромовая баба была мне нужна, а настоящий ром, какой дают приговоренным к смерти. Два дня я провела под холостым огнем всех мушкетов любви, ревности и отчаяния. Вновь Алан навел на меня весь свой арсенал и стрелял в упор, ибо эти два дня он не позволял мне выйти из квартиры. Каким-то чудом я вспомнила о нелепом свидании, назна ченном мне Юлиусом А. Крамом в чайной. Любое другое свидание — с другом, близким человеком,— я знала, вынудило бы меня к откровенности, а этого я как раз и не хотела. Меня страшили исповеди, в которых столь часто находят отраду женщины моего возраста. Я не умела с ясностью выразить себя, я всегда боялась убедиться в собственной виновности. И потом ведь было только два ре шения: первое — терпеть Алана, нашу совместную жизнь и то, что каж дое мгновение мы плюхаемся носом в грязь, насилуем наши сердца, а в мыслях у нас постоянный разброд. Второе — уйти, убежать, ускользнуть от него. Но временами я совсем терялась. Я вспоминала его таким, ка ким я любила его, и тогда исчезали и я сама, и то решение, которое я считала единственно правильным. В этой чайной, где порхала проголодавшаяся молодежь и жужжали пожилые дамы, я поначалу почувствовала себя хорошо. В надежном убе жище: под охраной сонма непреклонных английских пудингов, сокруши тельных французских эклеров, черных монашенок, не ведающих ни о чем — в том числе и обо мне. Ко мне вернулся вкус к жизни или к про-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2