Сибирские огни, 1976, №9

Жутко смотреть на^великий разгул реки, слышать, как тяжко плю­ хается в воду подмытый берег с кустом. Еще страшнее увидеть посреди реки что-то живое, мечущееся на льдине, насмерть перепуганное. Гля, овцу несет! — кричит кто-нибудь.— Кыз-кыз-кыз! Какое там «кыз-кыз» — пропала овца!.. Всему живому гибель — че­ ловеку, зверю, скотине. Никому ее добраться до берега, ее выпус­ тит река... Огурцовские тоже гомонят на своем берегу. И вдруг начинают кри­ чать через реку обидную дразнилку: — Эй, Чербузы! Почто всю зиму не ели, себе в пуп глядели? Чер- бузы, Чербузы, голы... и еузы. 1 Не оставались в долгу и чербузинцы: — Огурцы, огурчики, в сапоги наклали, штаны потеряли. Дураки соленые, уши поросячьи, рожи собачьи. Все огурцовские от мала до велика — заклятые враги Чербузов. Вражда эта — из-за чего неведомо — началась еще при прадедах, а мо­ жет, и раньше, но Анна Артемьевна помнила, как отец на масленицу ходил на реку драться с огурцовскими стенка на стенку. Наоравшись, оба берега вновь принимаются за игры. Над рекой звенят детские голоса, и вдруг огурцовцы совсем мирно начинают звать: — Эй, Чербузы! Играть к нам иди-тя-я-я! Пегий щенок на той стороне заливался звонким лаем, будто тоже хотел кинуться играть с ребятишками в чехарду. И вдруг Анну Артемь­ евну охватило неудержимое желание созоровать. Не умерла в ней Анют- ка-безобутка, самая бойкая из чербузиноких девчонок. Она забралась на пень и завопила-закричала, что было сил: — Эй, огурцы, огурчики, купчики-субчики! Дураки соленые, уши поросячьи, рожи собачьи!.. Чехарда удивилась, чехарда распалась даже на какое-то время. Ребятишки таращились на Анну Артемьевну, ничего не понимая. Чего ради какая-то тетка, видимо, пьяная, забралась на пень и кричит несу­ разное? Замер с хвостом-каралькой на спине и пегий щенок. Потом залился вопросительно-сердитым лаем: кто это, елки-моталки, задирает­ ся на наших? — Тетя, а тетя! — ломающимся баском крикнул кто-то из подрост­ ков.— Идите домой спать. Спать? Вот те на! Забыли огурцовцы старую вражду и не обижают­ ся на прозвища, которые их отцов заставляли засучивать рукава. Только где они теперь, их отцы, бывшие сверстники ее, что видели те давние ледоходы, те весны? Погруженные в заботы о хлебе насущ­ ном, о чем думают? Счастливы ли? Дети играют по весне на берегу реки, значит, жизнь продолжается. А счастье? Если оно бывает, то, наверное, лишь в детстве, когда тебе ничего не надо, кроме краюшки хлеба да глотка чистой воды. И воли. 7 Она еще долго шла по заберегу-припаю. Мало-помалу он истонь- шился, выщербился и, наконец, совсем пропал. По галечнику шуршала короткая, накатная волна. Анна Артемьевна наклонилась, зачерпнула пригоршню воды, напилась. Вода была чистая, холодная, ломило зубы. В ней слышался еле уловимый запах сосновой хвои. Анна Артемьевна узнала этот запах. Она всегда его помнила. По реке, по верхним ее притоком, сохранились обильные сосновые боры, и горьковато-смоляной запах хвои всегда грезился Анне Артемьевне: он был запахом род­ ной реки...