Сибирские огни, 1976, №9

На той стороне над прибрежным березняком летали сороки. Веоной над ним всегда летало много сорок. А это что громоздится посредине реки? Так ведь это же Бык-остров! Он вырос, поднялся ib обмелевшей реке, но по-прежнему походил на бычью голову, мохнато поросшую гус­ тым сосняком. Оглядываясь с волнением по сторонам, Анна Артемьевна пыталась вспомнить, увидеть что-то привычное, знакомое. Тополь! Высокий, раз­ машистый, как все одинокие дикие тополя, он виделся далеко окрест. Тополь привольно царил посреди просторной поляны, где чербузинцы разбивали свой лагерь, жгли костры, играли в чехарду. Анна Артемьевна испуганно остановилась: над урезом берега то­ порщился огромный разломанный пень, похожий на слона с поднятым хоботом. Корни его висели в воздухе, иные вмерзли в лед припая, но пень-великан еще держался и корнями-канатами держал большую круговйну берега. Он или не он? Неужели этот пень — все, что осталось от их тополя? Три десятка лет назад он стоял тут один на весь берег, шумливый, бес­ страшный, гордый. И вот пал воин. То ли от старости, то ли молния угодила в грудь скорым своим копьем. Анна Артемьевна поднялась на берег, обошла могучие обломки, вспомнила, как, забравшись в мощную крону тополя, чербузинцы стаей скворцов галдели там под самыми облаками. Потом, наломав сухих веток, пекли в золе картошку, ели печенки, обжигаясь картофельным паром. Поляну тоже поубавило, обрушило в реку. Но все так же то шептал шепотом, то посвистывал синицей ветер, и все так же пахло здесь ледяной хмельной сладостью! Анна Артемьевна закрыла глаза и увиделя себя здесь: живая сорви­ голова, девочка-подросток, с голубыми ошалелыми от счастья глазами. Только что она хохотала, заполошно визжала на весь берег — и вот замерла, уставившись (в сизо-голубую даль. Что ей увиделось, что пред­ чувствовалось? Какую судьбу она звала? Не предчувствовала ли в каком-то вещем прозрении та счастливая девочка, что тридцать лет спустя будет стоять тут, на берегу, и плакать усталыми очистительными слезами? На той стороне белели крыши села. Плотная толпа домов, и среди них — маковка церкви. Да ведь это же Огурцово! Вон и церквушка со сплюснутой, похожей на репу маковкой. Не узнать Огурцово — село раздалось вширь, забогатело. Домов под соломой и тесом ни единого— шифер, лес телеантенн. Даже церквушка стояла бодро, сверкая начи­ щенными крестиками. Значит, и Огурцово уцелело, выжило! Это обрадовало Анну Артемь­ евну: Огурцово тоже было частью ее детства... А вон и ребятишки текучей ватажкой хороводятся на берегу, играют возле опрокинутого баркаса в чехарду. И носится по берегу, оглашая 'реку звонким лаем, пегий щенок с лихо загнутым в кольцо хвостом. Гомон, крики. Всем весело: ребятишкам, солнышку, щенку... Все как было... Так же гомонливо-звонко было и у них, чербузин- цев: чехарда, куча мала, догоняшки. Гуляет1над рекой теплый ветер, ребятня шалеет от него. Кто-то разбегается и прыгает на льдину, испу­ ганно и радостно вопит, уносимый течением. А совсем уж сорви-голова, Панька Столетов, прыгая со льдины на льдину, отбегает от берега шагов на тридцать и возвращается, когда сестренка его, Фроська, начинает орать благим матом: — Панька! Панька же! Вернись, папаньке скажу! Утоляешь, вра- жина проклятый!