Сибирские огни, 1976, №9

дарма стоит^здесь слишком дорого. Анна Артемьевна перевелась в про­ винциальный научный центр, жила по-студенчески в общежитии, не за­ мечая бытовых неурядиц, работая день и ночь, живя от одной встречи с Алексеем до другой. Они встречались в каком-нибудь маленьком городе, с чистым воздухом и красивыми окрестностями, где их никто не знал, и всегда им было хорошо. Годы не гасили их чувства, напротив, время делало его, как казалось Анне Артемьевне, глубже, прочнее. Когда дочь вышла замуж, Анна Артемьевна ра!звелась с Кирил­ лом семья фактически давно распалась — и уже доктором наук пе­ реехала сюда, в новый город науки. Она сразу же получила все, что ей хотелось: самостоятельную научную программу, лабораторию, большую квартиру в доме неподалеку от ее родной деревни Чербузы, почти на берегу родной реки. Алексей тоже перевелся в здешний университет, но Анна Артемьевна не одобрила его решения развестись с женой, оставить семью с двумя детьми. Зачем? Пусть все останется как было полтора с лишком десятка лет. Они были счастливы, живя в разных фемьях, даже в разных горо­ дах. Зачем что-то менять? Ничего так не губит любовь, думала Анна Артемьевна, как кухонные будни, унылая проза супружеских обязан­ ностей. Близость людей свободных целомудреннее супружества уже по­ тому, что она немыслима без взаимного чувства. Анне Артемьевне каза­ лось, что их чувство никогда не постареет именно потому, что оно свободно. Но все стареет, и человека в конце концов влечет в тихую гавань семьи, где каждый шаг твой контролируется целой системой взаимных компромиссов. Они, разумеется, бремя, компромиссы, но — и гарантия стабильности, к которой человек не может не стремиться, когда минова­ ла легкомысленная юность. Так или почти так Алексей объяснил в про­ щальном письме свое возвращение к семье и грустно добавил, что теперь ему надо забыть о небе, о звездах и жить лишь воспоминаниями, отра­ женным светом последних шестнадцати лет. Ей тоже, подумала Анна Артемьевна. Лишь сейчас, когда этого не стало, она поняла, какой было для нее радостью среди напряженно­ го, иногда тяжкого дня услышать несколько неслужебных ласковых слов! Услышать его, Алексея, голос. Хотя бы по телефону. А каким праздником^ становился день, когда, работая где-нибудь в экспедиции, в комариной глухомани, она получала телеграмму о том, что ее любят’ помнят, целуют... На телефонном столике все еще стояла фотокарточка Алексея. Тон­ кое интеллигентное лицо, высокий лоб, выпуклые серые глаза человека доброго, восторженного, импульсивного. Эта его юношеская восторжен­ ность звучала и в его журнальных статьях, и во всей его жизни. Она и покорила Анну Артемьевну. Прощай, Алеша, друг мой! — присев возле телефонного столика, сказала Анна Артемьевна.— Передай привет великой Волге. Моя жизнь началась там, на Откосе. В то утро. Теперь она кончилась. Нет, я не жалуюсь, не сержусь на тебя, я сама, наверное, виновата, что и дольше не смогла быть для тебя кумиром. Служат лишь божеству, кумиру. А я теперь только усталая, немолодая женщина. Она вытащила карточку Алексея из рамки и медленно разорвала хрустящий прямоугольник на длинные полоски. Потом, сложив их вмес­ те, перервала поперек. Получились неровные квадратики. На одном обрывке осталось изображение руки Алексея — большая красивая кисть с длинными пальцами. Вспомнилось, как он этой рукой брал ее руку, поднбсил к губам, и эта ласка всегда волновала Анну Артемьевну. «Вот и все. Больше в моей жизни ничего не будет. Женщина жива до тех пор, пока ее любят. Буду дышать, ходить, работать. Счастье?