Сибирские огни, 1976, №9

отзываясь в сердце счастьем, как вспоминаются только праздники детства... В распахнутое окно натекали запахи сосновой хвои, намокшего снега. Хвойные леса темнели островами среди светлых березняков, над увалами полоскалось высокое голубое небо, левобережная даль сияла. — Кап! Кап! Кап! Шлеп! — вышлепывал свою развеселую музыку хмельной апрель-разбойник. Надо было позвонить ребятам, чтобы все бросили и шли с семьями в лес. Дышать, смотреть, слушать весну. Все статьи мира не стоят свет­ лой сказки апрельского утра! Но ведь не послушают, и целый день будут торчать в лаборатории, курить, дышать в микроскопы, а, вернувшись домой, будут говорить с женами все о том же: о статье, о семинаре, и лягут спать уверенными, что прожили день во имя святая святых — науки — и, значит, прекрасно. Ну что ж, без страсти не может быть ученого, страсть делает невоз­ можное возможным, и самые унылые будни оборачиваются праздни­ ками. Когда-то она, аспирантка-первокурсница, влюбленная в свою цитологию, могла часами рассказывать мужу, офицеру-юристу, о липои­ дах, органоидах, пластидах и вакуолях. Как ей думалось, она и его заставила поверить, что нет ничего грандиознее и совершеннее крохот­ ного мира живой клетки. Эта страсть ее обернулась почти сказкой: девчонка из лесной мордовской деревни стала видным ученым, но ника­ кие звания, даже успех и слава не гарантируют самого простого чело­ веческого счастья— мира на душе. Над низиной, где река, невидимая за увалами, изгибалась огромной излучиной, сейчас стояло перламутровое мерцание. «Неужто ледо­ ход?» — радостно подумала Анна Артемьевна, всматриваясь в текучие отблески над лесами. Ей слышался (или это мерещилось?) величавый шум — могучее дыхание реки, перехлестнувшее берега, просторно гуля­ ющей по лугам и старицам, сверкающей в прибрежных березняках. Ледоход! Скорее на реку! Сегодня за последние тридцать лет что хочу, то и делаю. Живу ли, умру ли... Уйду в детство. Что ты приуныла, Анька, бедова голова? Ты же сильная, удалая. Буду кататься на льди­ нах. Как в детстве! Я же умела и ничего не боялась. А перевернется льдина, унесет река — плакать некому. Все близкие твои далеко, а не­ близкие давно позабыли... Анна Артемьевна закрыла окно, захлопотала по квартире, собира­ ясь в дорогу. Глянула в зеркало, фахнула рукавом слезы, улыбнулась. В сапогах и шапке она взялась уже за ручку двери, когда зазвонил телефон. Требовательно, с короткими паузами — междугородная. «Кому это я понадобилась в такую рань? — удивилась Айна Артемьевна. Какому городу? Меня нет. Доктор Колесова ушла, а когда вернется, неизвестно. Прощайте!» Она щелкнула уже ключом, но телефон звонил и звонил, будто по­ нимал, что хозяйка дома и только не берет трубку. Кто это? Анна Артемьевна сняла трубку, молча поднесла к уху. Далекий женский голос сердито сказал: «Ответьте Горькому». Анна Артемьевна подержала в руках трубку, в которой бился знакомый мужской голос, потом медленно положила ее на рычаг. Алексей... Ах, Алеша, свет Алексей Андреевич! Что ты хотел сказать мне? Поздравить с добры'м утром? Сообщить, что хочешь приехать? Не надо приезжать, мы же простились. Навсегда. Может быть, ты хотел поздра­ вить меня с тем, что «звезда моя вновь засияла», как ты любишь писать в своих статьях? Спасибо. Ты всегда умел радоваться моим успехам, и все чего я добилась за последние шестнадцать лет, я сделала потому, что ты был рядом. Если бы ты знал, как мне тебя недостает, друг мои 2. Сибирские огни № 9.