Сибирские огни, 1976, №9

и умонастроение. Природа , для поэта — источник душевного успокоения и нрав­ ственного обновления, встреча с ней — это и прикосновение к извечной тайне («и веет извечною тайной от каждого в поле цветка»), и «встреча с чудом»: О чудо муравья, малиновки, коня, доверчивые к ч у д у человека,, вы мне даны о т века и до века и в равной мере святы для меня. В душе его живет особая чуткость ко всему живому, нежность, прямодушие, доброта человека, который знает, что он «не враг, не гость, а младший брат про­ сторов и небес». ВИКТОР ДЗЮБА Валентин Родин. Весна Михаила Протасова. Новосибирск, Зал.-Сиб. кн. изд., 1975. Когда человек усердно делает свое де­ ло, он неизбежно накапливает материал, который понемногу осмысляется им, систематизируется, и это со временем становится производственным и житей­ ским опытом. Когда же, кроме того, человек наделен ещ е некоторым даром художественного видения, он рано или поздно возьмется за перо, чтобы повто­ рить, заново «смоделировать» конф лик­ ты, которые случались в его долгой практике!, и силою творчества разрешить их для нравственного урока своим теперешним и будущим коллегам. Такие книги не всегда становятся художественными открытиями, да чита­ тель и не ждет от них этого. Он прихо­ дит к ним, чтобы побыть среди людей, обремененных теми ж е заботами, что и он, решающих те же ежедневные вопро­ сы. Это ежедневная литература, ее буд­ ни, без которых мы не знали бы и праздников. «Весна Михаила Протасова» — именно повседневная книга. Конфликты ее просты, обыденны, и разрешение их тоже спокойное, без восклицаний, котур­ нов, многозначительности. Повесть, дав­ ш ая название книге,— лучшее тому подтверждение. Начальник участка Гребнев думает о плане и параллельно ищет пути, как бы скрыть поднакопившуюся недостачу леса. Молодой мастер Протасов его к жульничеству не пускает. Не потому, что об этом жульничестве знает, а про­ сто не может делать свое дело вполси­ лы. В характере Андрея Никитовича Гребнева, ставшего антиподом Михаила Протасова, нет злодейства, просто такой уж человек — немного хитрец, немного жулик (и часто невольный, спровоциро­ ванный неудачным планированием), немного диктатор. Но ведь это не от подлого характера, а только от инерции мышления, от ленивого ума, которому удобнее принимать мир таким , каков он есть: «...надо было объяснить неопытно­ му мастеру эту простую лесную арифме­ тику: десять деревьев валим, из них пять в лесу оставляем, два жжем , одно гнить кладем, одно в реке топим, и что остается — в дело пускаем. Вот и счи­ тай! Давно так повелось, и ничего пока не сделаешь...» Тут надо, в сущности, не с Гребневым сражаться, а вот с этим «давно так по­ велось». Михаил Протасов именно этого уклончивого, ленивого принципа и не принимает. Не смиряется он со «стихи­ ей» производства, оправдывающей про­ счеты, недостачи, гибель леса, потому что кровь у него здоровая и память крепкая, потому что за этот лес погиб его отец. Он не одним умом, а, что более важ ­ но, сердцем видит этот мир («...все пока­ залось ему важным , значительным, он словно впервые разглядел, какое чудо жизни его окружает. А он, хотя и ма­ л енькая частица этого огромного мира, должен беречь это чудо, дорожить им, стараться быть равным ему»). И если он пока персонифицирует зло в Гребне- ве, то это от молодости, от неумения увидеть действительный источник неува­ ж ения к делу. Прозаик напрасно пошел следом за героем и сделал уступку традиционному мышлению, перечернив Гребнева. Этим, он несколько сузил задачу — в глубине своей тонкую, диалектическую, требую­ щую широкого разрешения. Гребнев оказался двойствен, не совсем отчет­ лив в читательском сознании. Обыкновенный начальник участка, он волею автора иногда наделяется "черта­ ми купца, разгульного старателя, хищ ­ ника, что отметил в Гребневе автор предисловия В. Колыхалов. Надобности в этом не было. Эти кутежи с Симочкой и наплевательство на людей затемнили настоящее зло — губительную инерцию мышления. Конфликт сделался отчетливее, но проиграл в правде. Вернее даже сказать, он остался за пределами повести. Насто­ ящ ее сражение между Протасовым и Гребневым должно было развернуться после ледохода, во время которого на­ чальник предполагает погубить часть леса для «поправления затемнений» в своих делах, а молодой мастер этот лес спасает, и пока неизвестно, спасет ли. Мы останавливаемся на самом пороге. Ну, что ж, можно, наверное, и так. Это ведь только одна весна, в которой Михаил Протасов только начинается и только обещает твердость и справедли­ вость мышления. А все-таки жаль, что тонкий, живой, действительно болезнен­ ный конфликт прозаиком сужен. Вооб­ ще, автор выбирает конфликты , являю ­ щие собой не последний предел, за кото­ рым мир должен совершенно переме­ ниться для героев, а ежедневные ситуа­ ции, в которых все намечается вполго­ лоса, как бывает со всеми нами. Днем можешь даже и не заметить того или иного события, неосторожного взгляда, слова, а ночью проснешься и до утра проворочаешься, сызнова перебирая про