Сибирские огни, 1976, №9

Ради кого было теперь жить, бороться? Статья академика произвела на Алексея гнетущее впечатление. — Это же крах,— говорил он удрученно.— Тебе придется брать дру­ гую тему. Эту закроют. Как ты думаешь? — Наверное, закроют,— соглашалась она, замечая в глазах Алек­ сея брезгливый испуг, который невольно возникает при виде нездорово­ го, обреченного человека, от которого можно заразиться.— Прости, Алеша, но давай пока не будем видеться. — Почему? — Хочу побыть одна. Отдышусь немного, отдохну. Видишь, какая я стала... — Ты по-прежнему лучше всех,— лгал он.— Ты красавица... По утрам на Анну Артемьевну смотрела из зеркала усталая женщи­ на со скуластым лицом, сухими тонкими губами, лицо немолодой бабы- крестьянки родом из мордвы, измотанной нелегкой жизнью. Какая уж там красавица... — Мне надо все обдумать, зализать раны. А потом я сама приду, когда отдышусь, поправлюсь. Не все же камушки на Степанушку... Но, видно, если судьба испытывает, то испытывает до конца. Не да­ ла она тогда Анне Артемьевне отдышаться. Несчастье с дочерью, ее страшные слова, что они чужие люди, а потом письмо Алексея на теле­ фонном столике... Бегство его можно было объяснить: Алексей решил, что песенка Анны Артемьевны спета, ее карьера, как ученого, кончилась, она опус­ тилась как женщина. Он испугался ее несчастий — невезучий человек все равно что опасно больной, от него можно заразиться. А несчастья близких людей затягивают, засасывают, как болото. Нет, Анна Артемьевна не собиралась перекладывать на плечи Алек­ сея тяжесть своих бед. Ей хотелось одного, чтобы он был где-то рядом, хотелось знать, что есть близкий человек, к которому она может при­ слониться, чтобы оттаять душой. Господи, как это мелко! — думала она, глубоко оскорбленная тем, что Алексей ушел тайком, убежал, испугавшись ее судьбы. Нет, не стала бы она его удерживать, она хорошо знала Алексея и любила именно та­ ким, каков он был. Алексей — человек легкий, беззаботный, весело-жиз­ нерадостный, умеющий всегда быть счастливым. Анна Артемьевна со своим упорным, неулыбчивым, устремленным в дело характером ценила в нем то, чего ей самой не хватало... Не раздеваясь, как была с самолета, она легла в гостиной на диван и, уткнувшись в подушку, заплакала. Но слез у нее уже не было, и пла­ кала она с сухими глазами. Потом уснула и проспала двое суток, не ше­ велясь, без сновидений. Давно она не спала таким каменным солдат­ ским сном. Проснулась Анна Артемьевна снова «королем ринга». Она словно отрезала, отшвырнула все вчерашнее, все, как сама себе сказала, бабье, всю эту сусально-сентиментальную сырость. Хватит! Она открыла окна, сделала зарядку, облилась холодной водой, а ровно в семь стучала на машинке. К десяти был готов лаконичный, убийственно-вежливый ответ московскому академику, а в одиннадцать ноль-ноль доктор Колесова, подтянутая, причесанная, сдержанная — туго натянутая пружина си­ дела в кабинете директора института и своим твердым, низким голосом пункт за пунктом доказывала, что ее работа — не выдумка, не авантюр­ ные фантазии, как утверждает окопавшийся в глубоком тылу науки пенсионер-академик, а строго научный поиск. Да, лаборатория пере­ живает теперь некоторый кризис, но этот кризис лишь доказательство того, что в науке невозможно шагать только победным церемониальным маршем. Кризисы неведомы разве тому, кто целую жизнь занимается