Сибирские огни, 1976, №9
совсем краткую , слабую, непонятно от куда и зачем доносящуюся, потом все приближающуюся, все более резкую ба рабанную дробь, сухое, нарастающее, становящееся все громче «взвывание» одних и тех же мелодических (вернее — нарочито антимелодичных, нестерпимо чужеродных) оборотов, вы зывающих представление о жутком скрежетании, о ржавом каком-то железном лязге. Может быть, представление о дви -ж у- щ их-ся и дви -ж у -щ их-ся танковых ар мадах, или о ш а-га-ю -щ их роботах, либо о человекоподобных существах, души и мозг которых насквозь прорж а вели. Не отсюда ли это нестерпимое (не для слуха, а для сознания) лязганье, взвизгиванье, снова и снова повторяю щиеся? Ненависть композитора, наш а ненависть к захватчикам , к фашизму с его античеловеческой, антигуманной сущностью, поистине гениально пере плавлена Шостаковичем в звучание оркестра. И начинает казаться, что повелитель ные жесты Мравинского,1' который вдруг резко склонился над своим пультом, властные импульсы, посылаемые музы кантам пальцами обеих его рук в стре мительном взмахе,— в чем -то равнознач ны фронтовому приказу командира: — Ого-онь! И в памяти возникает другой — симоновский, справедливо жестокий приказ: Сколько раз уви диш ь его. С только раз его и убей! И вот уже навстречу этой неумолимой лавине нашествия, вперерез жуткому грохотанию, диким взвизгиваниям , злобно торжествующей барабанной сту котне, в оркестре все уверенней взды маются всплески борьбы, сопротивления, контратак, нарастания н а ш и х сил, хотя еще взревывают, как бы «огры заются» порой постылые отзвуки темы вторжения... И потом — скорбь о погиб ших, скорбь реквиема зазвуч ала в зале новосибирского клуба. ...Тишина. Только легкий скрип стуль ев на сцене, шелест переворачиваемых на пюпитрах нот. Мравинский положил палочку, Достает платок, прикладывает ко лбу, к затылку. Сейчас начнется вто р ая часть. Не знаю, звучали ли апло дисменты в другие вечера в перерыве после первой части (а она одна равна почти целой симфонии, к ак в бетховен- ской Третьей); но тогда само их отсут ствие свидетельствовало о чем -то зн ачи тельно большем, чем восторженная благодарность слушателей, о нежелании, нет — о невозможности расплескать ощу щения, прервать мысли, ' рожденные чудом этой невероятной музыки. Ведь, конечно, и в те минуты, когда она сама заставляла меня «уходить» из зала, от ключаться от нее в воспоминания,— она продолжала властно звучать во мне, хотя и «за порогом» обычного слухового восприятия сама становилась тем, что я переживал. ...Мравинский повел оркестр к финалу этого уникального в истории мировой музыки, грандиозного симфонического повествования о недавнем (для того вре мени) мирном прошлом родной страны и ее огненной, сжигающейся современно сти (военной страде), о ее будущем. И я услышал в Новосибирске сорок второго года величественно-радостный гимн... Победе! (Соллертинский отлично ск а зал об « о с л е п и т е л ь н ы х з в у ч н о с т я х » апофеоза симфонии). Утомленный дириж ер опустил руки и на какой-то миг застыл в неподвижно сти, еще переполненный отзвуками только что сотворенного чуда... И после нескольких секунд всеобщей восторжен ной сосредоточенности грянули такие овации, какие, вероятно, редко раздава лись в этом зале. Я попытался представить себе, что же творилось здесь несколько месяцев назад, когда на сибирской премьере Седьмой присутствовал сам ее великий автор! И завидовал тем, кто был здесь тогда. Забегая вперед, скажу, что, просматри вая потом комплект «Советской Сибири» за тот год, я с удовольствием убедился, что газета, выходивш ая на двух полосах, сочла нужным уделить этому событию много места. Я писал это к ак раз в те скорбные дни, когда вся ц ен тральная пресса наш ей страны да и прогрессив ные газеты всего мира помещали некро логи, статьи, воспоминания о Шостако виче в связи с его кончиной, об огромной утрате, понесенной советской и мировой музыкальной культурой, о бессмертии его художественного наследия. Мне представляется вполне уместным и не бесполезным обратиться сейчас к старым номерам новосибирской газеты, сохра нивш ейся всего в нескольких эк зем пля р ах в немногих библиотеках и архивах. О многом могут заставить задум аться «сиюминутные», вроде бы давно устарев шие, газетные материалы!.. Еще 24 июня 1942 года новосибирцы прочли н а второй странице статью И. Соллертинского «Дмитрий Шостако вич» с четко воспроизведенным фото портретом композитора. А на первой странице, вместо передовой статьи — об ширное сообщение Совинформбюро «По литические и военные итоги первого го да Отечественной войны». 4 июля среди различных материалов общегосударственного значения опубли ковано знаменательное сообщение о пер вой партийной конференции парти зан ского края Ленинградской области. А на обороте газетного листа — выступление только что приехавшего в Новосибирск Шостаковича «Накануне исполнения Седьмой симфонии» (еще раз вспомним: созданной в блокадном Ленинграде!). «Вся моя биография,— писал компози тор,— св язан а с Ленинградской ф и л ар монией... Я счастлив, что артисты этого
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2