Сибирские огни, 1976, №9
л а в тайге, чтоб ее видели издалека,— она решительно шагнула вперед. — А -а-астарожно! А-а-астарожно! — покрикивал идущий сзади Надык.— Смотри только пряма! Право-лево не смотри! Она и сама видела: здесь нужна осто рожность. И притом высшая. Ох, не зря Надьгк уверял, что именно в этих горах — чертово царство! Справа грозно чернела совершенно отвесная гора, что, как пики, выставила перед собой острые скалы. Ее вершина прикрывала солнце. Влаж ный камень дышал какой-то липкой, пронизывающей сыростью, от которой, казалось, дрожали не только руки — само сердце. Бог весть кто и когда про рубил в этой серой каменной стене узенькую тропиночку. Сделай шаг вле во, опять такой же отвесный каменный обрыв, каж ется, до самого центра земли. Ничего не видно — одна чернота. Она попробовала краешком глаза заглянуть вниз, в пропасть, и сразу же закружи лась голова. Значит, надо смотреть толь ко вперед: после первого десятка шагов н азад идти было уже невозможно. Какой-то богатырь специально обтесал гору своим фантастически огромным топором так, что на высоте человеческо го роста — ни выступа, ни площадки, ни острого камня, за который бы можно было ухватиться,— ничего! — Стой, пожалста, стой! Стой, Кира! — покрикивал сзади Надык. Но она, тщ а тельно прицелившись, делала шаг впе ред, стояла, замерев, несколько мгнове ний, х-и потом снова — шаг, снова остановка, снова шаг, снова остановка, сноба шаг, но — все время вперед! — Девочки! Идете? — кричала, не оглядываясь.— Все в порядке? Четкер не появлялся? — Идем, Кира Аркадьевна! — Только не вздумайте глянуть в пропасть! — Не-е-е! — Смотрите только на мою спину! Если не увидите — значит, я — в гостях у четкера. Попью чаю — вернусь! И они еще смеялись, эти озябшие, усталые, полуголодные девчонки, ее ми лые студенточки, которые отважились вместе с ней отправиться сюда, в дале кую, таинственную Туву, чтоб описать ее флору, пока еще не очень знакомую науке. «Студенточка, вечерняя заря!» — вспомнилась ей песня не так уж далеких университетских времен, и она улыбну лась, и ей стало легче и теплее. Однако, стоп! Что случилось? Почему так дико за рж а л а лошадь? — Что случилось? — громко спросила, не оглядываясь. «— Не идет, Кира Аркадьевна! — тре вожно кричали девушки.— Вьюком за девает за обрыв. По ее спине пополз холодок. — Чтск делать, Кира Аркадьевна? Может быть... — Оставить? Спустить коня в про пасть? — крикнула она, не оборачива 9. Сибирские огни № 9. ясь.— А зачем нам тогда жить? Там же, во вьюках, весь наш гербарий... Лоб усеяли горячие соленые капли. Действительно, что делать? Вернуться? Невозможно. — У кого остался сахар? — крикнула Кира Аркадьевна.— Девочки, у кого остался сахар? — Однако — у меня,— помолчав, осто рожно отозвался Надык. — Надык, миленький! Дай коню ку сочек. Возьми его за повод и осторож ненько веди за собой., И мани, мани сахаром... Ну, давай... Молчание. Храпит конь, ржет, боит ся? Ну, что же ты не идешь? Ну иди же! От тишины и напряж ения звенело в ушах. В тишине слышался шепот. Надык по-своему, неторопливо и очень убедительно уговаривал коня. Резкий, громкий хруст сахара! «Ур-р-ра!» — хо тела крикнуть она, но сразу же заж ала себе рот вспотевшей солоноватой ла донью. — Иди, Кира,— раздалось сзади тихое покашливание,— четкер пускал... * * * — Перевал мы все-таки взяли! Пос ледние метры прошли, извините, полз ком, но поднялись. Несмотря ни на что! — А Надык? — А что Надык? — тихо смеется про фессор Соболевская.— Надык в конце концов запел: «Тарга хорошо — Надык хорошо». Железный, знаете, человек. Что за люди эти тувинцы! Мы под обла ками, вернее, уже в облаках, рты рас крываем, как рыба на берегу, а он себе мурлычет: «Тарга хорошо...» Несмотря ни на что. «Тарга» — на его язы ке озна чает «начальник». Она стоит у стола, заваленного карта ми, фотографиями, книгами, листами гербариев, и, отложив свитер, который вяжет для внука, водит тонкой блестя щей спицей по раскинутой на столе шуршащей карте и тихо повторяет: — Горный Алтай... Тува... Саяны... Забайкалье... Хакасия... В кабинете, .где по стенам развешаны бинокль, ружье, охотничий нож в кра- \ сивом кожаном чехле, где поблескивают стеклами длинные, во всю стену, книж ные стеллажи,— много солнца. За ок ном — нежнейшая синева неба. И сейчас глаза этой женщины тоже синие. Они светлеют, когда профессор вспоминает о внуке своем Андрюшке. Но снова ста новятся серо-стальными, когда, взяв со стеллажа переплетенную в серый колен кор, исписанную карандашом тетрадь, произносит незнакомые, экзотические названия: «Тере-холь», «Бий-Хем», «Ша- гонар», «Капчагай»... Кутаясь в легкий шарф, не выпуская из рук вязальной^ спицы, она с юноше ски задорным прищуром повторяет: — Взяли мы тогда перевал! Не смот
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2