Сибирские огни, 1976, №9

Так всегда держатся люди скромные, абсолютно убежденные в том, что такое их поведение — просто исполнение свое­ го долга. Перед людьми. Перед страной. Перед самим собой... Подчеркнем, причем — яркой чертой еще раз: каждой из них, как и тем, кого они спасали, каждой из них очень хотелось жить. И, прямо говоря, никто не знал там, на высоте, чем закончится этот обычный, оказавшийся драмати­ ческим полет? Положение было таким, когда слабый, ошарашенный страхом, на глазах превращается из «царя при­ роды» в амёбу, а порой зараж ает стра­ хом и других: — Ну так что, девочки? Значит — это все-таки не доблесть? Они пожимают плечами. Словно хо­ тят сказать: «Вы что, смеетесь? Не ду­ мали мы о мужестве. Просто — с детства слышали о Маресьеве и Богаткове, о горящем Гастелло и о Зое, о девчатах из «.Молодой гвардии». Можно ли нам было держаться по-иному?» — Где научились? — тихо говорит Са­ ша.—Ну, как сказать... В общем, поло­ жение было сверхкритическое. И, вы понимаете, только дураки говорят, что, дескать, «жизнь — копейка». Всё, всё тогда было против нас! Время, огонь, самолет, даже земля — ох, какой злой она мне показалась сверху, когда сади­ лись. Как объяснить, почему этот глупый движок не загорелся пятью минутами позже? Почему заплевался пламенем, не подождав, пока сойдут все пассажиры? — Те-е-ехника,— вздохнув ирониче­ ски, добавляет Лена.— Железо бездуш­ ное! Оно ведь говорить не умеет... — А как прикажете себя вести? — словно отвечает на свой же мысленный вопрос Оля.— Разве можно вести себя по-иному? Ведь тогда стыдно было бы смотреть самой себе в глаза? Ее слова напомнили мне разговор с молоденьким солдатом в Кремле, где однажды мы вместе получали награды. «Спасибо, хоть не спрашиваешь, за что — «Звезда»,— вздохнул он, когда мы выходили из Свердловского зала.— А то ведь, ей-богу, спасу нет: «Что ты чув­ ствовал, когда шел на подвиг? Думал ли, что станешь героем?» Смех! Да ничего я не чувствовал. Надо сделать — и всё. А то, понимаешь, «шел на подвиг». О чем думал Матросов, когда бро­ сался на ДОТ? О подвиге, что ль? Надо сделать? Значит — вперед! — И вообще можно только так! — в раздумье говорит Лена.—Надо быть са­ мым последним негодяем, чтобы самому спасаться, а людей бросить... Представьте себя на их месте. Пред­ ставьте всего на единственный миг. Рев моторов. Дым. Огонь. Крики пере­ пуганных людей. Плачущие дети. А под крылом, которое вот-вот загорится,— припорошенная нежнейшим чистым снежком земля и еще одетые в золото рощи, которые ты видишь, может быть, в последний раз. Ах, к ак вам хочется жить, жить, жить! Но сядет ли самолет? Или вы вспыхнете вместе с ним, так и не успев прикоснуться к уже близкой, но бесконечно далекой земле? Вы — человек, и ничто человеческое вам не чуждо: ни страх, ни боль, ни страстное желание спастись. Но у вас в руках — почти сто душ, за которых вы отвечаете перед страной и собственной совестью. Сумеете ли держать себя так, к ак эти три девчонки? Задумайтесь и спросите себя очень строго: сумеете? — В воздухе работа у нас такая: весь ты —на виду, как под прожектором. Весь ты людям, а главное — себе оч-чень хорошо виден. И все знают, чего ты стоишь,— проводит ладонью по гла­ зам Саша. ...Они сидят рядом, накрывшись одним пушистым, клетчатым шарфом и, к а­ жется, греют друг друга. И рассказыва­ ют о себе как-то просто, буднично, обы­ денно, словно случилось с ними всего лишь легкое дорожное происшествие. — Теперь, конечно, вас в небеса не за ­ манишь? — спросил я, прощаясь.— И, на­ верное, дадут вам отпуск. Молчат, освещенные пламенем пы­ лающих за окном кленов. Молчат, и вдруг все трое улыбаются: — Да нет, мы — на работе. Завтра летим... 3. Володушка — Не ходи туда! Не нада, Кира! Стой! Проводник — маленький, сухощавый тувинец, кинулся ей наперерез: — Не нада туда... Все три месяца он легко и неутомимо, как арсеньевский Дерсу Узала, шагал впереди ее группы. Выводил усталых, полуоборванных девчонок на неожидан­ ные в дремучей глуши поляны, покры­ тые мягкими травами. А когда, казалось, нигде не было ни капли, каким-то уди­ вительным чутьем отыскивал холодные ключи и радостно звал: «Пить, ходи пить!» Сейчас он распростер перед ней руки: «Не нада! Не нада!» — и решительно, почти приказывая, повторил: — Не ходи! Женщина в брюках из «чертовой кожи» и грубых сапогах, загорелая, невысокая, худенькая, удивленно под­ няла серые глаза. Такие глаза — с лег­ ким стальным оттенком — всегда говорят о большой душевной силе. Здесь, в гус­ том лесу, в полумраке, когда на ее лицо падал рассеянный ветвями и листьями свет, глаза казались зеленоватыми. Ж ен­ щина строго свела брови: — Что случилось, Надык? Почему ты не хочешь вести нас дальше? Почему ты меня задерживаешь? Разве я раз­ решила возвращаться? Проводник, озадаченный ее подчерк­ нуто холодным тоном, присел на сва­ ленную давней бурей пихту. Пытался