Сибирские огни, 1976, №9

привыкший в тишине Ленинград. И вот, пожалуйста,—первый шаг к мечте — огорчение. П роклятая контрактура! Сжав кулаки, он пинал попадавшиеся под ноги осколки камней. Ему хотелось плакать. Но война научила его сдер­ живаться. * * * ...Тихо в палате. Очень тихо. Тихий час. Но соседи тихонько шмыгнули в коридор — любоваться весенними ручья­ ми. Мы — вдвоем. — Такие вот пирожки,— усмехнулся он, осторожно снимая больничный ха­ лат.— Верно говорят: жизнь прожить — не поле перейти. Повесив халат на спинку белой кро­ вати, вздохнул: — Меня тут одна сестреночка на пере­ вязк е этак сочувственно пожалела: «Что же это на вас всю жизнь сыплются беды?» — А на вас,— говорю,— не сыплются? — На меня — нет. — Обиделся, что ли? — Зачем обижаться, как теперь гово­ рят, на конструктивную критику? Верно: сыпал на меня бог беды, будто камни из мешка. Всю жизнь. Я, конечно, далек от того, чтобы назвать себя несчастлив­ цем. Когда сочтешь себя таким, ну... как бы точнее выразиться... теряешь стер­ жень жизни, веру в себя. Без такой веры не живешь, а коптишь небо. Меня же, наоборот, каждый удар судьбы заряжал злостью. Не получился фронтальный удар? Бей с фланга! Он медленно прошелся по палате. И, помолчав, прищурил глаз: — А можно было опустить руки? Суди сам: собрался на фронт — посчитаться с гадьем за детишек, что заживо сгорели под бомбами. А в военкомате мне этак ве-ежливо объясняют: вы, мил-человек, к ношению оружия того... негодны. — Но они были правы? — Еще бы! По закону действовали. «Куда тебе в огонь? Как будешь стре­ лять одной рукой?» — «Выстрелю,— го­ ворю, — будьте спокойны». — «Одной- то?» — «Допустим».—«Но винтовочка-то сколько весит?» — «Знаю: четыре с поло­ виной кило». Спорил, доказывал, а мне — прямо в лоб: «Тверди хоть до ве­ чера, а на фронт — нельзя».— «Да не­ ужели,— кричу,— там, на передовой, не нужны люди?» — «Люди нужны и в ты­ лу. Одевайся, не мешай работать...» Иду из военкомата, вижу солдат, скатываю­ щих с платформ пушки, а из глаз — сле­ зы. Везет же людям! Ладно, нашелся добрый человек из раненых. «Ты,— гово­ рит,— парень, дурак. Меня тоже не брали, нашли какой-то дефект. А я что нахит- рил? Подал заявление: иду, мол, добро­ вольцем. Ну, а к ним требования помяг­ че. Взяли!» Ну, и написал я,— хитровато улыбается Поляков.— К хирургу, правда, за меня сбегал дружок. Врачи с ног сби­ ваются: раненых — уйма. Не до меня. Проскочил! И, думаешь, куда? В Ир- ’ кутск, в танковое училище! Тогда офи­ церов пекли, как блины,— выпуск через полгода. Я довольно ловко скрывал не­ поладки с рукой. Но судьба — рядом. Выстроили однажды курсантов: встре­ чали начальство. Замер я в стойке «смирно», шепчу мысленно: «Пронеси, господи, а уж на франте я постараюсь!» Оставалось учиться всего ничего, ско­ ро — в бой. Ну, значит, полковники идут вдоль строя, в глаза наши вглядывают­ ся: орлы мы иль воробьи? Вытянулся я в струнку, ем глазами начальство. Но, видно, так «ел», что полковник оста­ новился именно возле меня. И хвалит командира роты: «О-отличная выправ­ ка! Суворовец!» — «Так точно,— козы ря­ ет комроты,— курсант Поляков отлич­ ник!» А полковник вдруг к а-ак гаркнет: «А как в строю стоит? С правой полу­ согнутой? А ну — два шага вперед!» Вышел я. Повернулся. Щелкнул каблу­ ками. «Разогни,— говорит,— ручку, разо­ гни! Ты что: пирожок в рукав спря­ тал?»—«Не могу, товарищ полковник!»— «Как не можешь? Р-разогнуть!» — «Не могу!» Потом, уже после санчасти, погладил меня по голове. «Что ж ты, дурачок, не сказал сразу? Я бы и без комиссии тебя отчислил. Нельзя тебе в бой с такой руч­ кой: конец — в первой же атаке». Не знал я тогда о нашем летчике-ле- нинградце: потеряв ноги еще в сорок первом, он воевал на истребителе. А жаль. Были бы контраргументы. И пе­ респорил бы я полковника. Но при­ шлось мне, добровольцу, сматывать удочки из Сибири. «Оставайся,--- про­ сят,— тыл не легче фронта. Видишь, как куем победу?» Но разве мог я сидеть в тылу, когда родную ленинградскую зем ­ лю калечили немцы?.. Поляков резким движением встал с высокой белой койки, подошел к широ­ кому, полному солнца окну. Постоял. Вздохнул. И опять зашагал, зашагал по палате своим легким охотничьим шагом. А мне вспомнился один молодой чело­ век, абсолютно здоровый и даже краси­ вый. Когда однорукий Поляков всеми правдами и неправдами добивался права пойти в огонь, тот всеми неправдами старался остаться в тылу. Сравните две жизни, два характера, два понимания гражданской ответственности. Оба учи­ лись в советских школах. Оба читали книги о великой силе советского чело­ века — беззаветном патриотизме. Оба знали о подвиге Гастелло. Оба пели светлые песни о Родине. Что же случи­ лось со вторым? Думаю об этом уже тридцать лет. И не могу найти ответа. * * * ...Зимой, в адские иркутские, красно­ ярские, новосибирские, омские и ураль­ ские морозы, «экс-танкист», пересажи-