Сибирские огни, 1976, №9
за? Она же — не в золоте осенних листь е в , а в солнечных брызгах! Как сверкает река, подернутая ослепительной рябью! И листья, летящие в воду с плакучей ивы, казались ему кусочками солнца. Затаив дыхание, он разглядывал дро жащие на листве капли только что про шедшего дождя — каж д ая была малень ким солнцем, сплавленным из красных, оранж ево-ж елтых, зеленых, голубых и синих красок. И он рисовал, рисовал все это, ри совал , чем придется — цветными карандашами, похожими на разноцвет ные ириски, школьными акварельными красками. А потом, мысленно повторяя вдохновенные строки: «Стремись, ху дожник, к высшей цели»,— в зя л с я за кисть... * * * Серенький сырой ленинградский денек. — Вам очень больно? — Нет. — Вам должно быть очень больно! — Больно, не очень... Пожилая женщина в хрустящ ем х а лате осторожно, к ак к стеклу, притро нулась к его обнаженной руке. И даже от легкого прикосновения почувствовал: к локтю к ак бы приложили горячее железо. Но напряг все силы, чтобы не вскрикнуть. Он стоял в прохладном кабинете вр а ча. Здесь решалась его судьба. Будет он художником или нет? Скорее — нет. Он смотрел н а белый хрустящ ий халат, а перед его мысленным взором неслось пережитое: вот он — в солнечной снеж ной Сибири, в Хакасии, вот — в танко вом училище, вот — солдат рабочего ба тальона, рубит лес, вот, на теплом местечке, в штабе,— рисует все, что ни прикажут. А сердце зовет, зовет домой, в Ленинград! И так хочется стать зн а менитым художником... — Значит, все-таки больно? — Все-таки не очень. — Ну, а что ж е мы будем делать? — Жить, ясно. — Милый мой! Ж изнь бывает разная. Если б тебе здоровье... Ведь человек дол жен жизнью наслаждаться? Так? — А я не хочу... наслаждаться... — Чего ж ты хочешь? — Писать картины , этюды, акварели. Работать хочу... — Но вам много работать нельзя. Вы, дорогой мой, переутомляетесь. Нельзя переутомляться. Надо уметь жить... Толя рассмеялся. Эта женщина н ав я зывает ему свои взгляды на жизнь. По ее словам, он должен бросить кисть, уйти из высшей художественной школы , куда он с таким трудом пробился, и всю жизнь лечиться? А для чего? Чтобы «уметь жить»? «Умение жить! — думал он, ш агая из поликлиники.— Сколько граней у этого понятия? И черт его знает, каким лучом надо высветить камеш ек, чтоб засверкал он самой нужной человеку гранью? Что такое — умение жить?» Несмотря на молодость, знал он уж е немало толкова ний жизни: «Хочешь жить — умей вер теться», «Живи, давая жить другим», «Бери от жи зни все, что можешь». Сколько «философов» излагало ему свои взгляды то в порыве откровенности, то за рюмкой водки за скудным послевоен ным застольем , где главным блюдом был винегрет, а высшей радостью — беседа людей, прошедших через муки и лише ния. В первое время он, по сути дела, еще мальчиш ка, был потрясен: иные из тех, кого он два года назад видел с ору жием , кого мечтал рисовать, как сказоч ны х витязей, сняв солдатские погоны, неожиданно оказы вались мелковатыми. Р азве не мелок парень, что привез де сяток ты сяч заграничных трофейных иголок и продавал их на базаре по. руб лю за штуку? Но, ш агая по улицам измученного блокадой Ленинграда, он видел, к ак ху дые, бледные люди, еле двигаясь, раз бирали горы искрошенного немецкими снарядами кам н я и, достав из груды развалин уцелевший кирпич, кричали «есть!» и с какой-то лучезарной ра достью передавали его тем, кто нес груды кирпича наверх, по скрипучим дощатым трапам . Глаза этих людей, как казалось Толе, горели именно святым огнем: они были счастливы. Возвращ а ясь домой, в сырыё подвалы, в уцелев шие комнатуш ки с забитыми фанерой окнами, они смеялись и шутили. И вот сегодня, неся в душе свое горе, Толя внезапно сделал открытие: они счастли вы потому, что прожили день, шагнув вперед,— за день подняли пол-этаж а. Вот счастье! Вот девиз сильных: «Хочешь жить — ш агай вперед!» И он еще раз решил: не только шагать, но, коль надо, прорубаться через скалы к своей ж и з ненной цели! Он решил стать художни ком, которого узнает весь мир. Вот она, его вы сш ая цель! Мальчишеские ф антазии? Но кто из мальчиш ек не видел себя полководцем впереди усталых, но несокрушимых армий? Кто из нас мысленно не видел себя вторым Чкаловым , Менделеевым, Суриковым? Да что — мальчишки? Зоя Космодемьянская записы вала в дневнике: Уж враг отступает пред нашим полком, Какое счастье быть храбрым бойцом! Медленным, тяж елым шагом шел он по развалинам Ленинграда. Что ж ты, судьба, так несправедлива? Как все славно началось: его рисунки прошли через строжайшие глаза приемной ко миссии, он сдал экзам ены в Ленинград скую художественную школу, откуда, говорят, прямой путь — в Академию ху дожеств. Можно ли мечтать о большем? И он шагнул вперед широко и радостно, готовый работать так же неуемно, как ты сячи тех, кто поднимал все еще не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2