Сибирские огни, 1976, №9

дили в самолет и привезли сюда, в белые, как зимняя степь, палаты Новоси­ бирского института травматологии. Уви­ дев себя в зеркале, худого, почерневшего, усмехнулся: «Ну, браток, попался надол­ го. А ведь уже подписана командировка на Памир. Что ж е придумать?» Друзья тревожно перезванивались: «Толя — в клинике профессора Цивьяна. Что случилось? Диагноз — редкостный: разрыв сухожилий. К Цивьяну, все- известному спасителю сломанных позво­ ночников и суставов, зря не положат!» * * * ...Нет, в клинике он не лежит. Он хо­ дит по палате легкой, стремительной по­ ходкой, чем-то напоминая орла, кото­ рого вдруг заперли в клетке. Еще вчера — бескрайняя синь неба, сверкаю ­ щие под крыльями ледники, каменные изломы горных вершин, над которыми, как огромные белые птицы , висят з а ­ думчивые снежно-мраморные облака. Сегодня — удушье пропахшей лекарст­ вами комнаты. Тяжело! Комнату н азы ­ вают величаво-торжественно: «палата», но в сравнении с безграничностью сте­ пей — это конура! И он ходит мимо р ав ­ нодушно-белых коек, все время ходит и ходит своей пружинящ ей походкой и, кажется, к ак тот, пушкинский, узник, хочет сломать свои незримые решетки и умчаться: ...Туда, где синеют морские края, Туда, где гуляют лишь ветер да я... Лишь изредка он останавливается воз­ ле широкого голубого окна, словно вды ­ хая необъятную голубизну, что плещ ется за верхушками подернутых зеленым пламенем тополей. И — молчит, о чем -то раздумывая. О чем? Может быть, про­ клинает судьбу, что подкинула ему т а ­ кую «нечаянную радость»? Везет, ничего не скажешь! В детстве сломал правую руку. В сорок первом его, шестнадцатилетнего, гитлеровские «асы» хотели растерзать своими «пяти­ сотками»: не сумев пробиться к Ленин­ граду, ш выряли их на его родное Чудово. На всю жизнь запомнил, как по-волчьи выли моторы «юнкерсов» и, казалось,— сами летчики. Как падали бомбы на пути, на окруженные подсолнухами и мальвами домики железнодорожников, на ребятишек, что, еще не разбираясь в силуэтах своих и вражеских машин, кричали: «Соколы летят, соколы!» — а потом, прикрыв головы руками, метались средь пылающих вагонов и домов. О чем думает он сейчас? Что вспоми­ нает, поглаживая правой, тоже искале­ ченной, закованную в гипс руку? Про­ фессор, которого он добродушно н азы ­ вает «магом», спас ее, говорят, буквально чудом. «У вас, молодой человек, лопнули сухожилия, — сказал профессор. — Это редкость. Даже для меня. Ваш бицепс, не выдерж ав рывка, то есть страшней перегрузки, взял и, трудно поверить,— оторвался от кости!»— «Что же делать, Яков Леонтьевич?» — «Пока, мой доро­ гой, зцаю одно: для человека запчастей нет. Будем думать...» О чем он вспоминает, держ а руку в тяж елой гипсовой броне? Не о том ли, к ак при бомбежке кусок германского чугуна попал в ногу ему, мальчишке? К ак впервые в жизни увидел он много, очень много своей крови, бившей из р а ­ ны ритмичным красным фонтанчиком? К ак потом, вместе с отцом, всё лесами, лесами, лесами уходил из городка на восток, туда, где не бомбили, где вече­ ром можно было заж и гать свет. Шли в стонущей, плачущ ей толпе беженцев. Мальчишки, покрикивая по-муж ски гру­ бовато, гнали скот. К ак ему тогда хоте­ лось немедленно стать солдатом! Он ни ­ когда не думал, что кусочек м еталла может ударить с такой силой! Упал, потом, опираясь н а руки, пы тался встать и не смог. Попробовал встать, перевер­ нувшись на спину, отталкиваясь от зем ­ ли ногами, и не смог. «Что же случи­ лось? — говорил он себе.— Ведь я жив? Почему ж е т а к а я боль в спине?» Ему помогли подняться. Он сам вы ­ рвал и з •своего бедра черный, весь в крови, осколок. «За что же они меня? — изумленно обвел глазами окруживш их его людей, то хм урых, то зло см ахиваю ­ щ их слезу.— Что я им сделал?»-— «Спро­ си, эвен, свово батьку! — грубо ск азал а старуха в черном платке,— Его тоже, глянь, шибануло. Ничего, парень, быват хуже! Мой-от Л еха сгинул с первого дня. Иде искать? Один бог знает, да не гово­ рит. А ты — под боком у тятьки - матушки...» Он понимал: бывает хуже. И, конечно, лучш е получить такую рану, чем сгореть в вагоне, к ак — он видел это — горели люди. Он был безумно рад, что остался в живых. Но в перевязочной его вдруг охватила еще никогда не испы танная ярость: «Это что ж е такое? — думал он.— Забрались на чужую зем лю ^ ш выряю т бомбы, убивают людей. По какому пр а­ ву? Р азве он, Толик Поляков, хозяин своей земли, к ак говорили на уроках Конституции, не должен ее беречь? Не обязан убивать этих черны х гадов с черными крестами на черных кры льях, что неторопливо, к а к бы шутя, завали ­ вались на крыло и, прорьюая серебря­ ные сети паутины бабьего лета, ш вы р я­ ли охапки черных бомб. Нет — немед­ ленно на фронт! Пусть ему дадут винтовку, пушку, пистолет — завтра же! Скажут, не дорос? Пусть. Он уйдет все равно. Он будет носиться по немецким тылам , убивать часовых, шоферов, взры ­ вать грузовики, может быть, подожжет аэродром, откуда налетали эти, про­ клятые!» — Куда, сынок? — стонал отец, тоже раненный немецким осколком.— Р азве ты забыл про свою руку? Куда ж ты с такой рукой?