Сибирские огни, 1976, №9

— Успокойтесь,— сказал он,— все это случайности. Я заеду за вами в семь, как мы договорились. Но я уже убежала. Большими шагами я пересекла проспект и влез­ ла вместе с собакой в машину. Лишь поворачивая ключ зажигания, я вспомнила, что это «его» машина. Но мне это было безразлично. Рискуя разбить эту драгоценную машину, я на максимальной скорости проехала проспект, пересекла мост и вернулась домой. Я села на кро­ вать. В висках у меня стучало. Собака, в знак симпатии, положила го­ лову мне на колени. Я не знала, что с собой делать. Через десять минут в дверь позвонил Юлиус. Он уселся против меня. Взглянул в окно. А в самом деле, если подумать, мы никогда не смотрели друг другу прямо в лицо. Если я пыталась мысленно предста­ вить его, я всегда видела его профиль. У этого человека не было ни жестов, ни взглядов. Но именно этот человек видел меня, когда я была в заточении! у Алана, видел меня в слезах /в нью-йоркской гостинице, видел увлеченной пляжным пианистом. Этот человек хранил обо мне несколько ярких, даже мелодраматичных впечатлений, я же не знала о нем ничего, или почти ничего. О своих чувствах он говорил со мной один-едииственный раз, да и то из глубины гамака, откуда виднелись лишь его волосы. Силы были слишком неравны. — Я знаю, что вы предпочли бы сейчас быть одной,— сказал Юли­ ус,— но я очень хочу объяснить вам кое-что. Я не ответила. Я смотрела на него и, действительно, очень хотела, чтобы он ушел. Впервые я видела в нем врага. Как это'ни смешно, но единственное, что меня сейчас занимало,— это, расскажет ли он Луи о пианисте. Я понимала, что это детская реакция, не имеющая никакой связи с данной ситуацией, но не могла заставить себя не думать об этом. Конечно, то была случайность, но я боялась, как бы Луи не подумал, что и он случайность. Я знала, что он для этого достаточно не­ уравновешен. , — В сущности,— произнес Юлиус,—вы сердитесь на меня из-за пианиста. Это не я вас видел в тот вечер, а м-ль Баро. Но так или иначе, вы свободны. — Вы это называете быть свободной? — Я всегда вам это говорил, Жозе, и вы всегда делали, что хотели. Тот факт, что я интересуюсь вами, вашей жизнью, не зависит от чувств, которые я могу к вам питать. Вы думаете, что любите Луи, и любйте его,—шредупредил он мое возражение,— я нахожу это вполне нормаль­ ным. Но вы не можете запретить мне думать о вас и определенным об­ разом заботиться о вас. Это долг и право всякого друга. Он говорил спокойно, уверенно. И действительно, в чем объективно могла я его упрекнуть? — В конце концов,—продолжал он,— когда я познакомился с вами, вам было плохо, и в дальнейшем я, по-моему, всегда старался лишь по­ мочь вам. Возможно, я поступил неправильно, когда в Нассо заговорил о своих чувствах, но я тогда был переутомлен, очень одинок, и, кроме того, назавтра я принес свои извинения. Да, этот маленький могущественный человек, действительно, был совершенно одинок, а я в своем так недавно обретенном счастье вела себя с претензией и жестокостью выскочки. Я не доверяла ему. А ведь я всегда считала недоверие постыдным чувством. Он все смотрел куда- то сквозь меня. Движимая каким-то импульсом, я встала и положила руку на его рукав. Все-таки он же любил меня, и страдал, и ничего не мог с этим поделать. — Юлиус,— сказала я,— я прошу у вас прошения, искренне прошу. Я вам очень благодарна за все, что вы для меня сделали. Просто, мне