Сибирские огни, 1976, №7

А во-вторых, потому, что аргументы; ко­ торые приводят скептики, показались мне... Впрочем, судите сами. Вот что пишет Игорь Золотусский: «...все мы восхищаемся тыняновским «Кюх- лей», «о забываем, что Тынянову все же не удался роман о Пушкине. Почему? Да потому, что Кюхельбекер был тем пи­ сателем, который не до конца выразил себя в своих сочинениях. Пушкин это сделал». Ну, что касается Тынянова, его романа о Пушкине, то он ведь не окончен. Тынянов умер, не дописав его. Написал лишь часть, где есть отдельные замечательные главы. А успей Тынянов кончить роман, то— кто знает... Золотусский, впрочем, знает: все равно бы ничего не вышло. Ведь Пушкин из тех писателей, которые «до конца выразили се­ бя в своих сочинениях». А раз так, то пи­ сать о нем —-пропащее дело. Потому' что, разъясняет Золотусский, «он сам напирал роман своей жизни — и этим романом ста­ ли его книги. То же сделали и Гоголь, До­ стоевский, Толстой». А Кюхельбекер этого не сделал. Потому и одержал Тынянов своим «Кюхлей» твор­ ческую победу. Стало быть, и Грибоедов, продолжим мы Золотусского, тоже этого не сделал — не вы­ разил себя до конца в своих сочинениях, не написал о своей жизни. А иначе почему же тыняновский роман о нем — «Смерть Вазир- Мухтара» стал одной из вершинных книг нашей биографической литературы? В общем, логика Золотусского ясна. Он считает, что только великим йод силу выра­ зить себя до конца. Меньшим этого, увы, не дано. Даже таким, как Грибоедов. Но тогда — кому они вообще нужны со своими сочинениями? Ведь освободить ху­ дожника от необходимости выразить Себя, свой характер, свое мироощущение, свое отношение к жизни — значит попросту от­ ставить его от литературы, от искусства. Еще Белинский писал о том, что «в отно­ шении к выбору предметов сочинения пи­ сатель не может руководствоваться ни чуж ­ дою ему волею, ни даже собственным про­ изволом, ибо искусство имеет свои законы, без уважения которых нельзя хорошо пи­ сать. Оно прежде всего требует, чтобы пи­ сатель был верен_ собственной натуре, сво­ ему таланту, своей фантазии». Это — истина, и она была ясна, разуме­ ется, не одному только Белинскому. «Не только такие лирические поэты, как Байрон, Гете и Шиллер, но и второстепен­ ные поэты, поднимающиеся не слишком вы­ соко в область истинно великого, имели свою нравственную физиономию». Так сказал Яков Полонский, поэт, по зна­ чению примерно равный Кюхельбекеру, то есть не великий, не крупный, — второ­ степенный. Он сознает свое место и сам. Потому и го­ ворит именно о в т о р о с т е п е.ня ы х поэ­ тах, указывает, чем они не о т л и ч а ю т ­ ся от гениев и что способствует тому, что и они, второстепенные, смогут остаться в ли­ тературе. И ведь действительно остались. Остались теми своими вещами, где видна их, ни яа кого не похожая, «нра>вственная физио­ номия». Тот же Полонский остался: Для него и сомнения не было; зачем существует лите­ ратура. «По моим стихам,— писал он Фе­ ту,— можно проследить вою мою жизнь». Будто Золотусскому этим отвечает, правда? И если он сказал, что по ним, по стихам, можно проследить1всю его Жга.нь, то да­ вайте попробуем— проследим. Всю, конеч­ но, не сможем: это заняло бы здесь слиш­ ком много места. Но исе-таки посмотрим, действительно ли только'Тению под силу «яаййсать роман своей жизни». Возьмем не­ сколько стихов молодого Полонского. Что они запечатлели? «Когда, поступив на службу,— вспомина­ ет Полонский,— я в первый раз проходил через канцелярию наместника в кабинет ди­ ректора Сафонова, я чувствовал такое к се­ бе презрение — такое гадливое к себе чувст­ во при виде чиновников наполнило .мою ду­ шу, что смешно вспомнить... Мне казалось, что я уже .не прежний, свободный, как ве­ тер, независимый, самостоятельный юноша. Слово н а ч а л ь н и к , -;было мне невы­ носимо...» К тому же - времени относится это его четверостишие;: Бесплодный ж ар любви тая в своей груди. Я, не рожденный для Ноклонов. Уйду, заеду в глушь, исчезну посреди Шестидесяти миллионов! i Здесь важно не только, «не рожденный, для поклонов». Еще важней: «исчезну по­ среди шестидесяти миллионов» — такое ко­ личество населения насчитывала тогдашняя Россия. Не в сословности дело. .Полонский и сам был сыном рязанского чиновника Речь идет о поприще, к которому с детства готовил се­ бя поэт, о его честолюбивых надеждах, ко­ торым особенно обильную пищу дал, мо­ жет быть, сам того не подозревая, Жуков­ ский, когда вручил гимназисту Полонскому золотые часы за стихи,, написанные юным стихотворцем в честь приехавшего в Ря­ зань наследника престола. А московские литературные салоны! Ка- • жется, не было такого, где не побывал сту­ дент Полонский. И ,не было такой литера­ турной (и не только литературной) знаме­ нитости, с которой так или иначе не искал бы знакомства. Его близкая приятельница Е. А. Штекеншнейдер, женщина умная и наблюдательная, тонко подметила, что «По­ лонский всегда больше чем интересуется, именно, можно оказать, поклоняется тем, кого любят. Он точно греется в атмосфере, которая окружает любимое существо». Суета? Конечно. Но можно понять моло­ дого провинциала, в нетерпеливых своих мечтах обгонявшего действительность. Он словно яа себя примерял костюм обожаемо­ го всеми кумира и как будто .сладостно за­ мирал от тайной мысли, что и ему эта одежда, пожалуй, будет впору. Он верил, он мечтал, он будоражил воображение, пред­ ставляя себе одну картину слаще другой: